Подобное приключение для камня схоже с походом ребенка-домоседа в балаган. Цирковое представление впечатывается в память на всю жизнь, вот только цена на билет в моем случае оказалась неподъемной. Обретенное мной пристанище, из которого не было видно ровным счетом ничего, на многие века стало воспитателем Терпения, коего, по всей видимости, мне не хватало в человеческом исполнении. Не стану обременять читателя описанием бесполезного, бессмысленного вечного возлежания в объятиях Братьев-Валунов. На безжизненном месте (ни мхов, ни пауков, ни дуновения ветерка) только и учиться Великому Терпению. Но, как известно, ничто не вечно, прошло время, и давно остывший Вулкан снова ожил, правда, не той кипящей, громогласной, выплескивающейся жизнью, а тихим увяданием, точнее, оседанием. Слегка потрескивая трущимися друг о друга пластами пород, он, постепенно сгибая спину, уходил под землю, открывая мне и Братьям перспективу. Из этой-то перспективы и пришла Большая Вода. Как сказал бы человек – ушел Вулкан, пришел Океан.
Первая волна, мутная, соленая, ревущая, впечатала меня в животы Братьев еще крепче, но, отходя, выдернула из их объятий, осыпав острые края, оставившие вмятины на пухлых боках моих соседей. Следующая волна не заставила себя ждать, и я снова, обламывая торчащие заусенцы и у себя, и у других, полетел в заданном направлении. Через несколько циклов эти качели уже надоели и мне, и Братьям, но Океан не собирался договариваться с нами, он пришел показать нам, что есть суета сует. Столетиями я летал, несомый волнами, из точки в точку, превращаясь в гальку. Вода придавала мне форму, удобную ей, не спрашивая меня. Суетящийся, вечно спешащий человек становится галькой, не принадлежащей себе, но внешним обстоятельствам. Мелкие части меня, отбитые в процессе приливов и отливов, волна откатала в песчинки, сбившиеся в прибрежную полосу, там, где Океан останавливал свое дыхание. Всякий раз, подлетая к животам Валунов, я думал – стоит им подождать пару тысяч лет, и сюда придут красивые, молоденькие женщины, которые возлягут на пески и будут наслаждаться солнцем. Будь я песчинкой, непременно прилип бы к одной из них (вполне человеческое Вожделение овладело моими мыслями), но я, к сожалению, камень, булыжник, и таким нет места на пляже. Даже если повезет и меня выбросит на эти райские берега, в лучше случае какая-нибудь дева, наступив мне на спину аккуратной ножкой, вскрикнет от негодования, и ее загорелый мускулистый спутник зашвырнет меня в морские глубины, где, покрывшись илом, я закончу дни свои (по крайней мере, до того момента, пока не иссякнет Океан), а в худшем – первый же шторм похоронит меня в мокром песке, и тогда – полное забвение.
Печальные мысли прервала очередная волна, легко подхватившая меня с места и, о чудо, втиснувшая меня меж Братьев, я лишь слегка задел их гладкие телеса. Вуаля, гладкая, блестящая, самодовольная галька лежала посередине пляжа. Начиналась новая жизнь.
Рано или поздно, но