Павел, ее белобрысый Паша, в Нью-Йорке «мотавший свой первый трехлетний срок», как сам он над собой пошучивал, не переставал Машу урезонивать. Отсюда, из Америки, никого, мол, и никогда не высылают, что бы ни случилось. Разве что оборотней из «Аль-Каиды»[16], палестинцев из «Хамаса» и состарившихся за решеткой шпионов, если по ним всё еще плачут тюрьмы союзнических стран, да и то – в крайних случаях, когда те умудряются насолить и вашим, и нашим, либо подворачивается случай провернуть выгодный обмен…
При обсуждении перспектив дальнейшего «выживания» Четвертинов каламбурил неспроста. Именно таким нехитрым способом – куда кривая вывезет – в Америке и выживали большинство его русских знакомых. Все, как один, молодые, не лишенные предприимчивости, в большинстве своем приехавшие с российской периферии, – все они, словно сговорившись, распродали на родине свое имущество, у кого оно имелось, и подались в страну, в которой согласно их логике на головы им должна была посыпаться манна небесная. Чего не добьешься честным трудом? Главное – удрать с каторги, рвануть на свободу, а там уже каждый себе голова…
Еще пару лет назад – современный парень с хвостом русых волос на затылке, зачитывавшийся легендами о викингах и помешанный на американских мотоциклах, при появлении которого в компании девушки всегда начинали переглядываться… – таким Павел Четвертинов предстал перед Машей на фоне серой кучки сверстников, когда они вместе начинали учебу в Строгановском училище. И вот сегодня тот самый Павел, душа любой компании, превратился в малообеспеченного эмигранта, вынужденного метаться в поисках заработка. Подобно всем, кто рано сделал ставку на высокие принципы и рано обрел свободу выбора, Четвертинов жил теперь принципами толпы, самой что ни на есть безликой массы, – заработать, поесть, «оторваться»… – давно не задумываясь над тем, что хорошо, а что плохо.
Не мог же он винить себя за то, что мир настолько кособок и несовершенен, что всё в нем шиворот-навыворот. Если уж спрашивать с кого-то, так только с того, кто заварил всю эту кашу. Прохлаждаясь в своих заоблачных чертогах, не настолько же Он, мол, слеп и глух, чтобы не видеть правды: не всё обстоит в этом мире так, как должно быть в действительности. Не мог Он не понимать, что не люди виноваты, не они наломали дров, а кто-то другой из Его подопечных. Ведь и последнему дураку понятно, что люди смертны и слишком немощны – и физически и духовно, чтобы можно было ожидать от них добрых порывов, любви к ближнему, непорочности, великих свершений. А если так, то чего вы хотите от него, Паши Четвертинова? Ведь он всего лишь простой смертный. Он, Паша, не творил бед и не разводил всей этой нечисти. Не приносил