Дороги до Новой Анны давно не перемещавшийся художник не заметил. Откинувшись на высокую спинку мягкого кресла он наблюдал проносившиеся мимо картины: круглые баки с авиационным горючим; белоснежную козу, проводившую автобус внимательным, совсем не козьим взглядом; какой-то летучий обочинный базар,– раскатанные по желтой земле полосатые арбузы, аккуратную цитадельку дынок; куриное хозяйство, белое от бессчетных квочек, и прочие интересные вещи. Некоторое время вровень с «Икарусом» летел медленный сельскохозяйственный самолет-кукурузник, и Борис Сергеевич его также наблюдал. Три раза автобус останавливался в промежуточных населенных пунктах, и три раза Борис Сергеевич пил пиво, с каждой остановкой терявшее в качестве и все более теплое.
Перед Новой Анной разомлевший художник завел разговор с соседом по креслу, цыганистым парнем с крепкой, черной от загара шеей. Тот с места в карьер признался, что помаленьку браконьерит, что кабанов развелось, как собак нере-занных, таинственно улыбнулся, нашарил под коленями потрепанный сумец, поманил Бориса Сергеевича рукой. Борис Сергеевич над сумцом склонился и увидел щенка. Тот дрых, как ни в чем не бывало и только вздрагивал выпуклым нежным пузцом.
– Ишь ты, спит… соня, – умилился художник и тут же спросил заинтересованно: – Как назвали?
Парень весело заблестел зубами.
– Он же еще дурной, чего его называть-то. А, вообще, назову Буживаль. У меня уже был Буживаль – зверь, а не собака. От чумки помер.
На миг взгляд чернявого затуманился, но в следующий момент он уже похохатывал, тормошил толстыми пальцами Буживаля Второго, нахваливал здешнюю рыбалку.
«Надо лески купить, – радостно подумал Борис Сергеевич, – лески и крючков. В Новой Анне как раз и куплю».
От этой мысли на душе художника родилась прекрасная легкость, и все стало казаться ему возможным.
Главная торговая улица Новой Анны была безлюдна. Скрываясь от полуденного солнца в тени редких дерев, Борис Сергеевич спешил в направлении двухэтажного здания универмага, выполненного прогрессивно и без излишеств: бетонные
параллели и вертикали, стальные фрамуги витринных стекол, за пыльными плоскостями которых можно было различить растрескавшиеся от зноя ласты
лягушачьего цвета, красивый мотоцикл с хромированным бензобаком, гипсовую голову в клетчатой кепке, еще одну гипсовую голову, прикрытую травяного цвета шляпой с тирольским перышком.
– Фу! пошла вон! – прикрикнул Борис Сергеевич на собаку, которая привязалась к нему на каком-то пыльном перекрестке и преследовала его неотступно. Собака была вялая, кожа гуляла на ней какими-то пожилыми складками, почечные глаза глядели грустно, и тем не менее, присутствие за спиной этого флегматичного пса держало Бориса Сергеевича в неприятном напряжении. Попытки избавиться от него ни к каким результатам не привели, однако, задержали значительно. На грозные