Я расслабилась, наконец, смутное ощущение опасности, подспудно давившее на сознание – всё же, ночью, по улицам Парижа! – ушло, да и Гастон сидел спокойно и не пытался распускать руки. Только его размеренное дыхание шевелило волосы у виска, да рука всё так же обнимала за талию. Я позволила себе прислониться к нему и чуть откинуть голову на плечо, рассеянно посматривая по сторонам, и к чести некроманта, он никак не прокомментировал моё поведение. А мне было откровенно лень его объяснять самой себе. Так и ехали ещё какое-то время, и тишина не давила на уши, не звенела неприятно в ушах, заставляя судорожно придумывать хоть какую-то тему для разговора, пусть самую дурацкую. Тревожный признак, если нам уютно молчать вдвоём…
Неожиданно Гастон резко натянул поводья, и я услышала его выдох около уха, и тут же встрепенулась, выпрямилась, вертя головой и пытаясь увидеть, что случилось. В груди толкнулось беспокойство.
– Что?.. – выдохнула я едва слышно, но Лоран оборвал меня.
– Ш-ш-ш, – выдохнул он, потом снова послал лошадь медленным шагом. – Мне показалось, я что-то услышал, – пояснил тихо Гастон. – Артефакт холодный, значит, там не нежить.
Я невольно вцепилась в его руку, обнимавшую меня, пульс ускорился, по телу гуляли попеременно то волны тепла, то волны холода. Лошадь между тем подошла к перекрёстку, мы свернули… Гастон снова дёрнул поводья, а я едва подавила вскрик: впереди, у стены, в полосе света от убывающей луны сидела… маленькая девочка. И всё бы ничего, но эта словно выцвела, и сквозь неё я могла разглядеть камни мостовой, на которой сидело существо, обняв колени и глядя на нас грустными большими глазами, под которыми залегли фиолетовые тени. Поперхнувшись воздухом, я уставилась на неё, временно потеряв дар речи, а привидение – ничем иным девочка быть не могла, – вдруг выпрямилось и я услышала тихие слова:
– Береги свой якорь, тёмный. Лич придёт за ней… – и столько печали было во взгляде и голосе, что меня пробрала ледяная дрожь до самых костей.
Говорившая между тем раскинула руки и бесшумно рассыпалась роем голубых искорок, медленно растаявших в воздухе. Лоран пробормотал ругательство и так сдавил мои рёбра, что я сдавленно зашипела и завозилась, пытаясь ослабить его хватку.
– Ох, прости, – виновато произнёс он и слегка разжал объятия.
– Что за лич? – прочистив горло, спросила я, постаравшись, чтобы голос не дрожал.
– Доедем, расскажу, – отрывисто ответил Гастон и пустил лошадь рысью. – Тут недалеко уже.
Весь остаток пути мои мысли вертелись вокруг этого таинственного лича, который, если верить словам призрака, должен прийти за мной. Сначала Анжуйский, теперь эта гадость! Да что во мне такого-то, а?! Может, Жени права, и это как-то связано с моим отцом? Я нервно вздохнула, пытаясь успокоиться, и тут вдруг почувствовала осторожное прикосновение мягких