– Коли милости вашей утеха будет смогу и нарисовать. К стыду своему метала мало было, лишь лемеха смог кованы сделать.
– Ух, ты какой смелый. Ладно, заплачу вам за каждый плуг по золотому, как нарисуешь плуг, так чтоб можно было другим показать и делать. Что еще диковинного на торжище привез, показывай.
Тём развернул холстину на телеге и стал показывать. Цепи судье понравились, да только, скобы серпы и другая утварь кована не приглянулась. Увидел, кручены гвозди удивился.
– Ты что ровные ковать не можешь?
– Для крепости оны кручены ваша милость и живицей напитаны. Как бьешь такой гвоздь, он крутится, живица кипит, и гвоздь в щель клеит. Как постоит – не вытащишь.
– Да на что гвозди такие?
– Петли дверные прибить, доски на воротах. Везде, ваша милость, где доске шататься вред один. Обшивку крепить корабельную.
– И про это напишешь – еще золотой получишь, – сказал судья.
Далее пошли ножи. Долго судья их разглядывал, каждый из ножен вынимал, на ноготь остроту пробовал. Я смотрю, вдруг стражник бочком стал к судье, чтоб тот ножа нового не видел. Приглянулся судье нож один.
– Что за нож хочешь кузнец?
– Ваша милость, для вас за копеечку продам, за медную. Нельзя ножи дарить только за плату давать надобно.
– Что ж так?
– Примету помню такую, а к чему она не ведаю. Видать, чтоб не разрезал нож отношения хорошего.
Судья достал серебряну монету мелкую и протянул Тёму.
– Пусть и тебе на счастье кузнец будет. Завтра поутру приходи в управу, и ножи приноси пусть судейские и стражники себе купят, по серебряной монете полновесной продавать будешь. Плуги все в управу свезти, пусть писарь под счет примет, а оплату после получите, как рисунки готовы будут.
Больше не обращая на нас внимания, судья сел в свои носилки и его понесли обратно в торжище в управу его. Стражник постоял, помялся и протянул Стрике мелку монету медную.
– Не хочу счастье потерять. – Сказал он и пошел тоже.
Постояли мы и стали запрягать лошадку нашу и плуг грузить в телегу. Как поехали, дед молвил:
– Что Тём не весел? Что нос повесил, али не нарисуешь?
– Нарисовать то нарисую, так там написать много надо.
– Так ты Леху с собой бери, он грамоте обучен. Совсем ты тём раз грамоту забыл.
– Да помню я грамоту, так другая она.
Он соскочил с телеги и написал на песке каракули какие-то. Три слова.
– Это «Тём», это «Стрика», а это «Леха». Вот так я пишу, а вы пишите иначе, – сказал он, показывая на свое имя в листе торговом.
Мы присмотрелись к начертанному на песке. Каракули как дитя накалякало, а он говорит это читать можно.
– Не волнуйся Тём, я все за тебя напишу.
Так и порешили. На день следующий пришли мы в управу рисунки рисовать.
Торжище Шуляк, управа, судья Кириян
Странный он кузнец этот. Смотрел я, как он рисует, как уголек остро ножиком точит. Все рисунки его были аккуратны