– Что вы одна тут ходите, девушка, – заговорил он. Некоторые слова без надобности растягивались, подобные строю непуганых новобранцев; другие, более опытные местоимения, сокращались. – Здесь такое место, вы слышали?
– Какое место? – Грета направил ему намеренно робкую улыбку, которую плохо прикрыл напускной заносчивостью – тоже специально.
– Страшное место, – объяснил солдат. – Здесь хищники бродят… вроде нас, – он толкнул товарища локтем, тот сдвинул свои войлочные брови, кивнул. – Но вы нас не бойтесь, мы вас защищать будем. Пойдемте пивка попьем, погуляем…
– Пивка не хочу, – отказался Грета, и это было правдой. – Водочки бы, мальчики, а? Вы всех девушек защищаете? Не плачь, девчонка, да?
Он увлеченно тараторил.
Второй боец, стоявший поодаль, молча задрал гимнастерку, и Грета увидел бутылку, заткнутую за пояс.
– Ну, мальчики – вы, я смотрю, подготовились, – одобрительно протянул Грета и подмигнул, надеясь, что не переборщит. Но солдаты, унюхавшие податливость Греты, уже ничего не говорили, а только сглатывали.
Первый солдат, боясь упустить мгновение, заспешил. Он протянул Грете вареную лапу с наколкой, и Грета доверчиво вложил ему в ладонь свои симфонические пальчики.
– Ой! – Грета притворился, что растянул лодыжку. – Бля, – добавил он тихо, но так, чтобы солдаты услышали, а услышав – поймались на легкость его поведения, прочувствовали в добыче Мясо.
«Мясо идет», – именно эти слова разобрал Грета еще при самом первом, скользящем соприкосновении с солдатами. Тогда он, помнится, встрепенулся и посмотрел себе под ноги, но мигом смекнул, что слово относится к нему самому.
– Не жми так сильно, – Грета попробовал высвободить руку. Солдат отпустил, но сразу же