– Светите, – сказал он Максимилиану, который носил за командиром фонарь.
Разглядеть трудно: лицо разрублено и залито засохшей черной кровью, – но из-за свалившегося шлема видны волосы. Нет, это не храбрец Бертье. Кавалер отправился дальше. И слышит:
– Господин, господин, тут живой!
Это везение. Мужичье раненых не оставляет. Он поспешил к двум солдатам, что с фонарем склонились над человеком, у которого пробита кираса и изрублены руки.
– Живой? – спросил Волков, присаживаясь рядом и заглядывая в глаза раненого.
– Бог миловал, господин, – тихо отвечал раненый.
Кавалер повернулся к одному из солдат.
– Беги в лагерь к капитану Рене, пусть даст телегу.
Солдат ушел, а кавалер обратился к раненому:
– Ты не видал, что случилось с вашим капитаном?
– Нет, господин, – не без труда, с паузами отвечал раненый, – я в середине колонны шел… а господин капитан в голове ехал… Он всегда в голове колонны был.
– А откуда кавалеры появились?
– Спереди наехали, господин, – просипел раненый. – Шибко наехали… Чуть не треть колонны смяли.
– Да как же так-то? – с заметным удивлением поинтересовался Волков. – Как же вы не увидели сорок рыцарей? Они, поди, в перьях все, со знаменами.
– Я и сам не знаю, господин, – с трудом переводя дыхание, рассказывал раненый, – как из-под земли выросли.
– А дальше что было?
– А дальше? Дальше пехота мужицкая пошла… Уже построенная, они-то нас в лес и загнали.
– Что? И пехоту вы не видели? Ее-то как можно было не заметить, их же сотни три-четыре?
– Говорю же, господин, они… Сам не знаю, я никого не видел, и вдруг идут… Может, глаза нам чем застило… Уж не знаю.
Волков встал, вокруг него собралось не меньше полудюжины солдат. Ему не понравилось, что они слушали разговор; если среди солдат еще и разговоры всякие пойдут – жди беды. Он одернул строго:
– Ну, что встали? Ищите капитана, ищите еще раненых. – И сам стал искать других живых.
Вскоре прибежал стрелок.
– Господин, еще один живой. Сержант.
– Где он?
– Там. – Мушкетер махнул рукой в направлении востока.
– Дождитесь телегу и продолжайте поиски, раненого пока несите к дороге, – приказал он трем солдатам, а сам пошел вслед за мушкетером.
Сержант лежал почти у дороги, у того места, где на колонну обрушились удары противника. Бедолаге порубили ноги, ударили по голове так, что треснул шлем и на лицо хлынула кровь, и решили, что с него довольно. Но крепкий человек выжил.
– Лампу! – велел Волков. – Лампу сюда.
Того небольшого фонаря, что держал Максимилиан, было мало. Принесли лампу, и кавалер заглянул раненому в лицо.
– Ну, жив? Говорить можешь? – Он боялся, что сержант умрет прежде, чем расскажет ему, как было дело.
– Вода есть у вас? – просипел раненый.
– Вода, у кого вода есть? – прошло по рядам солдат.
Ни у кого воды не оказалось. Один из стрелков сбегал к реке и принес оттуда воды в своем шлеме. Волков ждал, встав возле раненого на колено. Того наконец напоили, и кавалер спросил:
– Ты видел рыцарей до того, как они вас ударили?
– Нет… Нет, господин, – отозвался раненый сержант.
– Ты же был в голове колонны, но не видел?
– Нет, не видел, господин. Жарко было, марево стояло, все устали уже. Все быстрее к реке хотели, к броду, чтобы хоть воды попить.
– А капитан ваш где был?
– Так первый ехал на коне.
«Болван Бертье. Неужели в середине колонны не мог ехать?»
– И что?
– Ну, так его рыцари и ударили первым. Они четверть нашей колонны проехали, раскидали людей как снопы. Переломали людей, потоптали.
– А капитана? Убили? – спросил полковник.
– Коня у него убили, но он из-под рыцарей выскочил, из свалки, что была, вылез, только, кажись, руку ему правую сломали, он меч в левой руке потом держал. Но командовал еще…
– Командовал?
– Да, кричал, чтобы по дороге не бежали. Кричал, что кавалеры поедут по дороге следом, так всех потопчут. Кричал, чтобы в лес заходили, – с паузами рассказывал раненый.
– Так, значит, поначалу он жив был?
– Жив, жив… Стал людей в лес заводить, я с ним был, думали, что кавалеры в лес не поедут, а тут как на дорогу глянул… – Раненый замолчал, переводя дыхание.
– Ну!
– Мужичье