Верно, разумеется, и то, что, поскольку в теперешнем мире всего так много, стало труднее решать, выбирая место для жительства, что существенно, а что нет. И это еще одна причина, по которой я забросил настоящее сочинительство и ухватился за настоящую работу в солидном спортивном журнале. Я не знал с уверенностью, что мне сказать о большом мире, а рисковать, строя домыслы, не хотел. Да и сейчас не хочу. Каждый из нас смотрит на него с какой-то определенной точки, каждый надеется, что от нас ему будет польза, – вот почти и все, что я, как выяснилось, мог сказать, итог моих самых старательных и честных усилий. Для литературы этого как-то маловато, что меня, впрочем, и не заботило. Ныне я готов принять столько всего, сколько мне будет по силам, – мой город, мое соседство, моего соседа, его машину, ее лужайку, и живую изгородь, и водосточные желоба. Пусть все вокруг будет лучше, чем может. И посылай нам, пока не настал конец, добрый ночной сон.
Хоувинг-роуд в это утро испятнана солнцем и дышит весной, как заросшая бирючиной улочка Англии. Над городом плывет звон колоколов Святого Льва Великого, бодро сзывая верующих на богослужение, что и объясняет, почему ни один итальянец-садовник не трудится сейчас на соседских лужайках, наводя порядок под форзициями и обрезая пираканты. Солнце освещает на дверях некоторых домов пасхальные лилии, обитатели других придерживаются давней епископальной традиции сохранять до наступления пасхального утра рождественские венки. Над каждой улицей витает приятное экуменическое ощущение праздника.
Площадь заполнена сегодня пасхальными покупателями, и я, чтобы не застрять в заторе, удираю с нее «задней дверью» – через Уоллес-Хилл, по узким улочкам с односторонним движением, что тянутся за воротами больничного отделения неотложной помощи и железнодорожным вокзалом. И вскоре выбираюсь на Грейт-Вуд-роуд, ведущую к Первой магистрали, и пересекаю большую железнодорожную ветку, чтобы окунуться в учтивую, ласковую буквальность нью-джерсийского прибрежного шельфа. Вот этим самым путем я ехал вчера в Брилле. И хоть чувствовал себя тогда неуверенно – меня еще ожидали дела нынешнего утра, – сейчас настроение мое повышается и едва ли не взлетает в небеса.
Шесть миль позади, по 33-му шоссе текут машины, остатки утреннего тумана еще цепляются за дорогу, но сам он, колыхаясь, уходит в сторону Асбери-парка. Шелестящий занавес легкого дождика затягивает яблочную зелень Юга и окрестный ландшафт, смягчая очертания пустых в это время года овощных ларьков, крошечных ферм, площадок для мини-гольфа и безрадостных траншеекопателей. Нет, сказать, что недоволен Нью-Джерси, я не могу. Для меня порок подразумевает существование добродетели, а добродетель многого стоит. Американец, отвергающий такое место, был бы безумцем, ведь это самый увлекательный и удобочитаемый ландшафт,