Итак, возьми бич и истязай свое тело, Пьетро Носклер, ты же пророк Илия!
Фрэнк Браун умолк.
Американец не отрывал от него глаз; он шевелил языком и губами, но не произносил ни звука, – казалось, он потерял способность речи. Наконец, с большими усилиями, запинаясь, он проговорил:
– Скажи… скажи… кто ты?
– На, выпей, глупая скотина! Кто я – не твое дело, болван! Подумай хорошенько над тем, что я тебе сказал, – для твоей башки вполне хватит.
Они встал и собрался уходить.
– Вот ещё что я хотел сказать тебе, Пьетро. Тебя учили в Пенсильвании, что алкоголь – вредный яд, и что в нем сидит дьявол, – совершенно верно! – Он наполнил стакан и отпил глоток. – А теперь, мой пророк, прими из моих рук яд сатаны! Приложи свои губы туда, где я отпил.
Американец вскочил и оттолкнул его.
– Нет, нет, не хочу! Убирайся! Оставь меня!
– Я знаю, Пьетро, что ты не хочешь. Но ты должен. Слышишь: ты должен!
Он протянул свой стакан.
Дрожащими руками поднес его Пьетро ко рту, отпил глоток и выплюнул. Губы его жёг адский огонь.
– Ты должен выпить!
И мистер Питер пил.
Его ноги подкашивались, глаза выходили из орбит. Ему казалось, будто он глотал расплавленный свинец.
– Прекрасно! – сказал Фрэнк Браун. – Спокойной ночи! И вышел.
* * *
Пьетро Носклер съежился на корточках в своем углу. Его ноги дрожали и отказывались служить. «Он отравил меня!» – стонал Пьетро. Подползши на четвереньках к столу, он поднялся с трудом, взял бутылку и ударил ею об угол стола.
Внутри у него все горело. Его тело пухло, превращалось в огромный шар, в котором, оскалив зубы, сидел сатана, громко ржал и кувыркался. Пьетро чувствовал, как дьявол стянул его внутренности, рванул вниз голову и поднял колени до самых плеч.
Он лежал здесь, как шар: в таком виде дьявол хотел докатить его к морю и затем вытолкать все глубже и глубже, в самый адский огонь. Там он лопнет, и Вельзевул выскочит из него с сатанинским хохотом, и окружит его со своими товарищами…
Собрав последние силы, Пьетро упал на колени:
– Боже, сущий в небе, помоги слуге Твоему, Илии!
В этот момент сатана подскочил, как мяч, к самому горлу Пьетро. Он давил и душил его и, наконец, широко раздвинув ему челюсти, издавая отвратительное зловоние, он выпрыгнул