– В общем, так. – На следующее занятие она пришла с подготовленным ответом. Привычным учительским жестом поправила юбку. – Варианта два. Первое. Кошка слишком заинтересована во внешних обстоятельствах, и тем самым она теряет полноту своей жизни, ведь ее разум находится не в настоящем моменте, а где-то. А человек, то есть кошка, там, где его мысли. Поэтому в этот момент кошка, можно сказать, не живет, ведь там, где она есть, ее как таковой нет. То есть в каждый миг, когда мы глубоко погружаемся в чью-то жизнь, мы «умираем» для своей собственной. В общем, тут смерть, скорее, метафорическая.
Второе. Кошка попыталась узнать что-то, что выше ее понимания, но у нее не хватило ресурса, чтобы это воспринять, и ее разорвало изнутри. Накопленная ею энергия не перешла в новое качество, но ее было так много, что в старом теле она уже не могла быть в покое. И произошел взрыв. Кошка, так сказать, сдохла. – Она подняла плечи и развела руками. Мол, что поделать, c’est la vie.
Геннадий демонстративно похлопал ей и подмигнул. Василий Иванович ничего не сказал. Он вообще редко хвалил ее или говорил: «Да, правильно». Скорее, его взгляд выражал спокойный интерес к ее процессу мышления. «Люди стереотипны, – часто повторял он. – Они не умеют думать. Максимум, на что они способны, – это собрать из кирпичиков А, Б и В башню АБВ, но у них никогда не получится что-то новое, например, Ю! Потому что они не могут даже представить себе этого, не могут мыслить масштабно. Так что учитесь думать, друзья мои. Душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь».16
Мария медленно спустилась по ступенькам. Августовский вечер померк, как будто тьма, окутавшая ее душу, вылилась наружу. Как же она теперь? Какой тусклой показалась жизнь! Сейчас начнется серая рутина школьных будней, в которых не будет главного наполнителя. Проходя по двору мимо достопамятных, ныне весело краснеющих кустов барбариса, она тихо застонала. Надо идти на педсовет. И она шла. Уныло, как на казнь.
Как жить? «Тот, кто видел Свет на пути, никогда его не забудет», – говорил Василий Иванович. Хотя теперь она сомневалась, что это было его настоящее имя. «Я странник, – сказал он однажды. – Моя свобода – быть там, где я хочу, и жить так, как хочу». Его «хочу», впрочем, разительно отличалось от желаний обывателей. Оно диктовалось высшей волей, было нелогичным и не имеющим (по крайней мере, для Марии) явной цели. «Ты просто пока не видишь взаимосвязей, – успокаивал он ее. – Ничего. Ты увидишь. Просто живи и будь верна той истине, которая тебе открывается». Да, как-то надо продолжать жить без опоры на Учителя.
Мария Михайловна, восьмидесятитрехлетняя старушка, сидела на скамейке около частной психиатрической клиники и смотрела на себя в прошлом. Вспоминала. Когда ей было уже сорок три, то есть в 1980-м году, через восемь лет после этих событий, произошла неожиданная встреча с Геннадием. Она была с классом в Белоруссии, в Минске, и на светофоре в центре города к ней подошел красивый молодой мужчина. «Маша, – тихо произнес