До свидания там, наверху. Пьер Леметр

крупные буквы, он так слаб, он будто разучился писать, карандаш, кажется, движется, повинуясь собственной воле. Альбер смотрит на буквы, вылезающие за пределы страницы. Он готов провалиться в сон, все это чересчур затянулось. Эдуар пишет одну-две буквы, невероятное усилие, Альбер пытается угадать слово, старается изо всех сил, еще буква, потом еще одна, и даже когда получается слово, то до сообщения еще куда как далеко, нужно вычитать из этого смысл, а на это уходит куча времени, а Эдуар, силы которого на исходе, резко сдает. Но не проходит и часа, как он вновь приподнимается, вновь берет блокнот, словно его толкает на это необходимость. Альбер встряхивается, встает со своего стула, зажигает сигарету – надо же проснуться – и вновь включается в игру с загадками. Буква за буквой, слово за словом.

      И вот уже около четырех утра до Альбера доходит:

      – Так ты не хочешь возвращаться в Париж? Но куда же ты поедешь?

      В ход вновь идет карандаш. Эдуар в лихорадочном возбуждении терзает свой блокнот. Буквы градом сыплются на бумагу, огромные до неузнаваемости.

      – Успокойся, – говорит Альбер, – не тревожься, мы все проясним.

      Но он в этом не уверен, потому что это, похоже, чертовски сложно. Он упорствует. В проблесках рассвета возникает подтверждение, что Эдуар не желает возвращаться домой. Это так? Эдуар выводит в блокноте «да».

      – Но это нормально! – разъясняет Альбер. – Поначалу не хочется, чтобы тебя видели в таком состоянии. Нам всем чуть-чуть стыдно, это всегда так. Смотри, вот я, ну когда получил эту пулю на Сомме, клянусь, я вдруг подумал, что моя Сесиль отвернется от меня! Но твои родные тебя любят и не перестанут любить из-за того, что тебя ранило на войне, не волнуйся!

      Но вместо того чтобы успокоить, эта болтовня окончательно возбудила Эдуара, всплески в его горле слились в непрерывный каскад, он так порывался встать, что Альберу пришлось снова привязать его. Эдуар малость поутих, но по-прежнему был возбужден, даже обозлен. Он резко выхватил блокнот из рук Альбера, будто срывая скатерть со стола во время спора. Он опять взялся за свои упражнения в каллиграфии, Альбер закурил новую сигарету, тем временем обдумывая ситуацию.

      Если Эдуар не желает, чтобы близкие видели его в таком состоянии, то это, вероятно, потому, что там есть своя Сесиль. Отречься от нее выше человеческих сил, это Альбер прекрасно понимал. Он осторожно попытался переубедить друга.

      Эдуар, не отрываясь от бумаги, отмел его доводы, мотнув головой. Нет никакой Сесиль.

      Но у него есть сестра. Потребовалась масса времени, чтобы понять, что там с сестрой. Прочесть ее имя невозможно. Бог с ним, это, по сути, не так важно.

      К тому же дело было вовсе не в сестре.

      Впрочем, не важно, каковы мотивы Эдуара, нужно попытаться его урезонить.

      – Я тебя понимаю, – начал Альбер. – Но вот увидишь, что с протезом все будет совсем иначе…

      Эдуар разнервничался, боли возобновились, он бросил свои попытки писать и завыл как сумасшедший. Альбер терпел сколько мог, хотя силы его были на исходе. Он сдался и ввел Эдуару новую дозу морфина. Тот впал в забытье: за несколько