Часы, висевшие на стене над головой охранника, показывали чуть за полночь.
Льюис находился здесь уже пару часов, за это время гостей профессора уводили на допрос и приводили, напоследок этой чести удостоился и Льюис. Но так как ни на один вопрос о деятельности революционного общества, Льюис не мог ответить, так как он наверное единственный ничего по-настоящему не знал, его быстро отпустили.
Вскоре в камерах затихли разговоры, люди задремали. Охранник, положив ноги на стол, тоже вовсю спал. В коридоре между камерами тускло светила одинокая лампочка. Только за стеной, где сидели девушки, кто-то тихо рыдал. Льюис подумал, что это Мэри. И ему стало ужасно жалко девушку.
Льюис тоже попытался получше устроиться на скамье. Ощущение веселья и восторженности уже целиком съела суровая реальность. Узкая жесткая скамья, появившийся в желудке голод и прохлада забиравшаяся под костюм избавили его от радужных чувств.
Но все же и он стал задремывать.
Мелькали цветные пятна каких-то бабочек, сквозь них стало проступать лошадиное лицо прорицательницы, и она закричала визгливым голосом: «Подлец! Все пирожные один съел!», и она кинула в его лицо торт и он бабахнул, грохотнул и Льюис упал.
Льюис открыл глаза.
Громыхнуло еще раз. Где-то за стеной бухнули об пол кирпичи. А у них в камере со стены и потолка посыпалась штукатурка, и от угла смежного с женской камерой, возле которой сидел Льюис расползлись трещины. Льюис соскочил со скамьи, как и другие заключенные. В соседней камере завизжали девушки. И вдруг погас свет, и все погрузилось во тьму.
Послышался грохот роняемого стула, охранник произнес какое-то заклинание, и тут же в его руках появился фонарь, освятив его толстую фигуру. Охранник кинулся вперед, но вдруг споткнулся и грохнулся об пол, прям напротив камеры где сидел Льюис. Фонарь разбился и погас, и опять все погрузилось в темноту. Раздался топот бюровцев, спешащих в тюремное помещение. Через несколько секунд тусклая лампочка под потолком зажглась. Ввалились бюровцы. Охранник, что до этого упал, ругался последними словами и ерзал по полу, ноги его были словно связанны, хотя на них никаких веревок не было.
– Это что нападение на бюро? – спросил Льюис у Генри.
– Ха, – улыбнулся непонятно чему он. Он стоял напротив дыры, что появилась в углу камеры, откуда задувал холодный воздух с улицы и был виден темный проулок.
К нему подошел Льюис и тоже заглянул в дыру.
Остальные сокамерники обратно уселись на скамьи, не очень-то интересуясь происходящим.
Генри молчал. Льюис прислушался к голосам бюровцев доносившимся из соседней камеры, там где до этого сидела Мэри и две дамы. По их выкрикам и словам было понятно, что кувалдой или еще чем-то, может грузовиком, выломали в стене дыру. Но следов от машины на улицы не было, да и ее никто не слышал.
– Что вы видели? Что тут произошло? – спрашивал у женщин начальник.
– Посыпались кирпичи, а потом свет погас. Мы не знаем, что случилось. А когда образовался проем мелькнула огромная тень