Появление ужина весьма кстати позволило отложить этот щекотливый вопрос, а заодно и избавило мистера Райли от необходимости подыскивать какое-либо компромиссное решение – поиски какового он в противном случае неизбежно взвалил бы на себя, поскольку, как читатель уже мог убедиться, человеком он был обязательным и покладистым. И он действительно дал себе труд отрекомендовать мистера Стеллинга своему другу Талливеру, не рассчитывая на благодарность или иное вознаграждение, вопреки некоторым намекам, которые могли бы ввести в заблуждение слишком уж проницательного постороннего наблюдателя. Ведь нет ничего более предубежденного, нежели проницательность, стоит ей взять неверный след, а проницательность, уверенная, что люди в своих словах и поступках руководствуются четкими мотивами, имея в виду совершенно определенный итог, приводит к неизбежной трате сил на воображаемые игры.
Корыстолюбие и измышления, способные оказать помощь в достижении какой-либо цели, чаще всего встречаются лишь в вымышленном мире драматургии: они требуют слишком сильного умственного напряжения, чтобы обвинить в нем большинство наших соотечественников-прихожан. Испортить существование своим ближним можно легко и без особых усилий, достаточно прибегнуть к неохотному согласию или умолчанию, как и тривиальной неискренности, причину которой мы не можем объяснить себе сами, мелкому обману, компенсируемому мелкой же расточительностью, бестактной лести или неуклюжим инсинуациям. Мы живем сегодняшним днем, во всяком случае, большинство из нас, повинуясь лишь сиюминутным желаниям, и довольствуемся крохами, дабы утолить голод членов своей семьи, редко задумываясь о семенах будущего урожая.
Мистер Райли был деловым человеком, не забывавшим о собственных интересах, но даже он был склонен руководствоваться сиюминутными порывами, а не далеко идущими планами. У него не было никаких личных договоренностей с преподобным Уолтером Стеллингом; совсем напротив, он был мало знаком с магистром искусств и его достижениями – по крайней мере, недостаточно, чтобы оправдать столь положительные его рекомендации, каковые он дал своему другу Талливеру. Но он действительно полагал мистера Стеллинга большим знатоком античной словесности, потому что так говорил Гэтсби, а Гэтсби приходился двоюродным братом преподавателю из Оксфорда, что в данном случае было для Райли куда более веским доводом, нежели собственные наблюдения. Хотя мистер Райли и получил некоторое представление об античности в знаменитой бесплатной государственной школе Мадпорта, а заодно и свел шапочное знакомство с латынью, все-таки утверждать, что он понимает этот язык, было бы большим преувеличением. Вне всякого сомнения, он сохранил кое-какие приятные воспоминания о своем знакомстве с трактатом De Senectute[3] и четвертой книгой «Энеиды», состоявшемся в молодые годы, но они уже успели утратить ауру классики и ныне прослеживались лишь в его красноречивых и напористых выступлениях на аукционах. Кроме того, Стеллинг окончил