Сегодня было теплее, но все равно минус двадцать. Мы заставили Нину надеть мой джемпер и Анину роскошную шубу. С джемпером Нина еще покочевряжилась, но от соболиной шубы жемчужного оттенка не отказалась.
После часового общения с моим квадратным братом Нина вернулась в палату удивительно тихая и неразговорчивая, а вечером плакала в подушку.
Я тоже плакала ночами, задыхаясь из-за сломанного носа и обиды на Судьбу.
На следующий день Ниночка плохо ела, и все ее разговоры сводились к Толику.
Пришлось ей рассказать, что мой папа бросил маму в мои пять лет. Уехал из города в родную деревню, где сошелся со своей «первой любовью», а точнее, вечной собутыльницей. Они родили Толика, моего сводного братца, и отдали на воспитание бабушке. Через пару лет наш папулька «двинул кони», печень не выдержала.
Когда маму сочувствующие подружки и знакомые спрашивали о папиных запоях, мама очень удивлялась:
– Какие запои? У него состояний, кроме как «упился в задницу», просто не было.
Когда Толику исполнилось десять лет и он совсем отбился от рук, старенькая бабушка приехала к нам, в Осташков, бросилась маме в ноги и умолила взять Толика к себе. Так что в подростковом возрасте нас обоих воспитывала летом бабушка, а зимой моя мама и отчим Борис Иванович.
Дети так не слушают сказки, как слушала Нина повествование о «милом Толике», которого знакомые, сдерживая рефлекторное сжатие кулаков, зовут «Толян-грубиян».
И опять вечером она, выпроводив напросившихся на ужин женщин из соседней палаты, заревела в подушку.
Отвлекли ее от саможаления странные звуки за окном.
Приложив ладони к холодному стеклу, она внимательно вгляделась в темноту.
– Девочки, вы не поверите. Там свинья.
Аня, преодолев сонное состояние, поднялась с кровати и встала рядом с Ниной. Обе в красивых халатах, стройные, с тонкими талиями, затянутыми поясами, смотрелись топ-моделями, непонятно как попавшими в ободранную палату сельской больницы.
– Машка, там действительно сидит свинья, и я знаю, как ее зовут. Это та самая Хавронья, которая тебя чуть не убила. – Аня отошла от окна и села на соседнюю со мной пустую кровать. – Симпатявая свинка. В первый день ты лежала в коме, делать было нечего, и я пошла в гости. Тетка Полина и Хавронья смотрели на меня жалостливыми глазами. Хрюшку Полина пристроила в доме, у нее, бедной, были переломаны почти все ребра. И я не выдержала, вколола свою кровь. Она выжила, страдалица. Теперь ее к нам тянет.
– И чего с ней делать? – совершенно недоуменно спросила я.
– А ничего. – Анна перешла к своей кровати. – Все само собой образуется. Спи, Манюня, и ты, Нина, спи.
В больнице меня продержали неделю и отчаянно не хотели выписывать.
Физически я довольно быстро восстанавливалась. Но вот моральное состояние оставляло желать лучшего. Мне было плохо.
За