Жабы копошились в садке. Ким размышлял. В последнее время его все чаще посещали мысли о том, чтобы уйти из монастыря совсем. Вот только куда?
«Да и Рей за меня поручился, – думал Ким. – Если я брошу монастырь, он потеряет лицо. Нет, лучше подождать. Рано или поздно Чумон меня выгонит, и, глядишь, Рей сам предложит мне уйти. Пусть уж лучше всё пока идет своим чередом».
Была и еще одна причина, по которой Ким не особенно торопился уходить из монастыря. Он понятия не имел, что делать потом и куда податься. Наверняка его все давно забыли. Никто его не ждет, никому он не нужен. Разве что…
И мысли Кима привычной дорожкой вернулись к горной ведьме и ее дочери. В конце концов, они это устроили.
«Старуха не хочет, чтобы я сам ее искал, это ясно. Иначе она не прятала бы от меня свой пруд. Но если то, что она говорила, правда… и желтоглазка действительно в меня влюблена…Какая она красивая! А я обидел ее… – Киму вспомнилось их последнее свидание на монастырской тропе. – Кажется, это было совсем недавно. Впрочем, если старуха не соврала, и отец ее дочери – горный дух, то ей что десять лет, что десять дней, безразлично.»
«Уймись, Ким! – решительно приказал он себе. – Перестань думать о девушке – ты же все-таки почти монах. Она сама тебя найдет, вот что. Если захочет».
Киму часто вспоминалась удивительная история о девушке, превращенной в кошку, которую рассказала ему старуха на обратном пути к часовне. В отличие от покойного Кагеру и его демона-волка, который кошмаром являлся Киму гораздо чаще, чем тому бы хотелось, о Мисук Ким почти забыл. В памяти осталось только смутное воспоминание о кошке, которая царапалась, как тигрица, и не боялась никого, кроме сихана, а Кагеру насмешливо хвалил ее за упрямство и строго запрещал мальчишкам-ученикам обижать ее. Да – это право он оставлял за собой.
– Если даже дочка ведьмы и есть Мисук – что с того? Ведь учитель Кагеру мертв, – вслух рассуждал Ким. – Что бы там ни говорила старуха, никто еще не возвращался обратно из Нижнего мира. По крайней мере, во плоти. А призрак…Эка важность, призрак! Здесь, на Иголке, ему до меня не добраться…
Задумавшись, Ким не заметил, что жабы перестали есть и смотрят на него так внимательно, будто в самом деле что-то понимают.
– Чего вам? – удивленно спросил он.
Жабы молча собрались кружком прямо возле его ног. Ким запоздало вспомнил, что малейшее прикосновение жабьего яда к коже грозит немедленной смертью. Самая крупная бородавчатая жаба, ковыляя, выползла вперед, надула горло и издала раскатистый утробный звук, больше всего похожий на сытое рыгание. Ким на всякий случай отскочил от садка. Вслед за первой жабой заквакали и все остальные.
– Зря стараетесь, я все равно вас не понимаю.
Ким вытер руки о штаны и понес ведро к часовне.
Личная часовня преподобного Чумона была не часовня,