К моему солдатскому счастью,
ранение было не опасным,
пуля прошла навылет «нежно»,
не задев ни одного
жизненно важного органа.
Пацаны аккуратно
отволокли моё тело
на брезентовых носилках
в частный сектор,
где было относительно
спокойно и тихо.
Уже смеркалось,
когда санитар Воронов
пришёл меня «штопать»,
хладнокровно вынося
свой неизменный вердикт:
«Жить будешь, коли не помрёшь!»
Ощущение утра,
что конец, что вот он,
что смерть
за мной приходила!
И рядилась она,
то в чёрное, то в белое,
то в серо-малиновый цвет!
И в лоб меня целовала,
и скалилась беззубым ртом!
А та, которую я так нежно
любил (а любил ли?),
предлагала мне водки
и рулетку
русскую непременно,
где поцелуй – промах,
а цель – взмах руки,
где на каждом пальце
вместо колец – «прощай».
В освещенную солнцем,
медово-янтарную комнату
бесцеремонно врывается вихрь
сепии фотокарточек —
это мои воспоминания о том,
о чём следует молчать,
о том, из-за чего
можно загреметь в психушку,
причём на длительный срок!
Видение первое
«Я русский офицер.
Боже, царя храни,
Боже, храни мою семью,
мою жену и меня!
Страной правит
«красный сатана».
Он упивается
властью и кровью.
Пароходы
идут за границу,
эмигранты,
как перелётные птицы,
нет ни Родины,
ни флагов!» —
вспоминаю я
записи из своего
личного дневника.
Завтра я буду предан суду
и приговорен
к высшей мере наказания —
к расстрелу.
Всего лишь за то,
что я верой и правдой
служил моему Отечеству!
Заалеет белый китель,
сорванные эполеты втопчут
в грязь ногами
в тяжёлых кирзовых сапогах!
Но сердце бредит поцелуями,
объятьями.
Христово распятие
сжато до боли в ладони.
Видение второе
Огонь облизывает
в камине дрова.
Я сижу в задумчивости
в креслах,
возле моих ног
сыто дремлет моя собака —
борзая по кличке Виль.
Я зову её
на русский манер Филькой.
Рыжеволосая женщина
с нежной,
молочного цвета кожей
играет на фортепиано
короткие пьесы,
но я не вижу её лица.
Боже, я не вижу её лица,
у меня не получается
его рассмотреть!
Видение