– Все-таки будет мне в жизни счастье!
– Не мешай. Ох, вот это красиво! Слушай, я видел много ладоней, трудных, запутанных даже, но такого себялюбца, такого прожженного ревнивца я еще не встречал.
У него были длинные, холодные пальцы. Их вкрадчивые прикосновения щекотали, будоражили даже как-то не по-хорошему.
Я вырвал руку:
– По тебе гадать еще проще, прочел наколку – и в курсе. А насчет себялюбца – это ты брось. Может, я один и люблю себя на целом свете. А без любви-то каково?
– Без любви плохо, – отозвался он. Потом добавил: – Погода портится. Завтра утром уеду тартусским автобусом. Придешь провожать?..
Всю ночь шел дождь. Сперва он еле капал, потом действительно шел, а затем прямо-таки рухнул с неба и загрохотал по жестяной крыше, по подоконнику, по стеклу, захлебываясь в водотоках, и был невероятно похож на весенний ливень. И только когда он затихал ненадолго и яблоня напротив скрипела суставами и стучала по стене ветвями, было понятно, что это осень и умирание деревьев и дней.
Я слушал дождь и думал о моем знакомстве, о том, что такие нечаянные встречи почти никогда не имеют продолжения, потому что за два часа или дня успеваешь наговорить человеку столько неслучайного, потаенного даже, что потом за временем и видеть его неловко, словно он подглядел тебя в нехорошем.
И все-таки было жалко, что он уезжает.
Проснулся я оттого, что море шумело сильнее обычного. Натянул свитер и пошел на пляж.
Море было сердитое: серое, пенное, как при последнем походе Старика к Рыбке. Пляж пустовал, только загорелая женщина неуловимых лет быстро и равномерно шла вдоль берега. Процедуру эту она проделывала каждое утро и вечер тех дней, что я здесь жил: доходила до «погранзона», отталкивалась от щита руками, смотрела на часы и так же проворно и ровно шла обратно, не останавливаясь и не глядя по сторонам.
Видимо, торопилась долго жить.
Товарищ мой ждал меня возле автобуса.
– Вот, уезжаю, – сказал он и передал мне початую бутылку пива.
– Жаль, конечно, – и мы замолчали, глядя мимо друг друга.
Автобус проснулся, забормотал, зафыркал, бывшие вокруг начали суетиться.
– Ну что, обменяемся телефонами, – предложил я без особого, впрочем, энтузиазма.
Он посмотрел на меня внимательно, даже несколько холодновато.
– Явор знаешь? – спросил он неожиданно.
Я растерялся:
– Ну знаю. Клен такой. Белый. А что?
– А ничего. Я – вор, понимаешь? Такой вот клен.
– Ничего не понимаю.
– Ну вор. У людей честных краду. Я ворую, а меня ловят. Ты – нормальный мужик, толковый, ты должен понять. Ничего уже не переменить. А ты говоришь – слесарь.
Я просто обалдел. Стою, смотрю во все глаза, и ни слова.
– Ты уж прости меня, так получилось. Ну нет в жизни счастья, – он засмеялся и поперхнулся сразу, закашлялся и пошел к автобусу. Я двинулся за ним.
– Прощай, – обернулся он. – Не обижайся.
– Да я что ж, – замямлил