Тяшка опять переключился на другие мысли. Человеки не так просты. Слепы древние. Ох, слепы. Но все это на руку Тяшке.
Довольно улыбаясь, подземник подошел к сонной стене и вжался, врастая в камень. День был долгим. Отдых долгожданным.
Глава 5
– Глянь, Лысько, какой цветок вырос! Синий-синий, совсем как глаза нашей Золи – жена показала мужу цветок, выросший прямо у самой стены дома. Нежные лепесточки трепетали на легком ветерке.
– Ох, жена, скажешь тоже! Синий и синий! Причем тут глаза? – пробухтел муж, который неотрывно следил за дорогой, ведущей к пещерам подземников.
– Ты Лысько, скучный! Тебе все просто надо! А это же красота. Так нас опекуны учили. Вот смотрю я на цветок, и сердце радуется! Прямо поет. – и женщина запела. Голосок ее был тихим и приятным. Человеки пели без слов и тихо, как шуршание в цветах летнего ветра.
Мужчина оторвался от дороги и пристально смотрел на свою жену. Любуясь и трогая взглядом, будто видел впервые. Не узнавал ту, что была рядом, согревая ночью и радуя глаз днем. Выдохнул и резким движением привлек ее к себе и поцеловал. Страстно впиваясь в теплые губы.
– Ты мое небо. Мои звезды, мой мир! – сказал он, гладя жену по волосам и спине. Женщина прижалась к груди мужа, слушая как его сильное сердце бьется для нее одной.
– Мама, папа! Вы где? – из дверей дома вышла золотоволосая девушка. Высокая и стройная, в ней было столько грации и прелести, что нельзя сразу глаз отвести. Тяжелая коса спускалась до самого подола грубого самотканого балахона. В таких ходили все человеки. Да и опекуны тоже. Ткань на балахон делалась из сухих трав и при носке издавала приятный запах, помогающий отпугивать надоедливых насекомых.
Мать, немного отодвинувшись от мужа, выбросил руку вперед и обняла девушку привлекая к себе. Отец положил тяжелую руку сверху, замыкая круг семьи. Так они стояли, греясь любовью друг друга, даря уют и покой.
Вдруг со стороны деревни послышались громкие крики. Запахло дымом.
– Что там такое, Золя, посмотри! – сказал мужчина дочери.
Девушка, легкая как ветер, убежала. Не прошло и пяти минут, она вернулась, с глазами расширенными от ужаса.
– Горька огонь зажег, и птицу кинул в него… – запыхаясь стала рассказывать Золя прерывающимся от волнения голосом.
– Не к добру это, все Горька озорничает, то змей приманит, а теперь с птицей… как бы альгарцы к нам не заявились. Да и опекуны не рады будут. Живая тварь-то! – отец, оставляя женщин возле дома, размашистым шагом пошел на запах дыма.
На небольшом подобии площади собралась большая часть жителей деревушки. Все глазели на огонь. Женщины плакали и просили отпустить бедную птичку, но