– Мест нет, – сказала она, не отвлекаясь от работы.
– А с чего такой аншлаг-то? Дилижатом сегодня был один. Я единственный, кто сошёл. Неужто у вас местным жить негде?
Старуха подняла глаза за массивными золотыми очками:
– Ишь какой шустрый. Моё заведение. Когда говорю – мест нет, значит, нет. А то поселишь кого с улицы, а потом полотенец ищи-свищи, в душе наблёвано и кровать затра… Короче, непотребно измята и испачкана.
– Да и чёрт бы с вами.
К. развернулся и пошёл к выходу.
– Эй, погоди.
К. не остановился.
– Да стой, кому говорят. Есть предложение.
– Да.
– Видишь жирдяя? Это поэт местный. Наглая нищебродская рожа. Сегодня пришёл.
– И что?
– Говно, говорит, у тебя, Ззз, заведение.
– Заикаетесь что ли?
– Нет, это меня так зовут – Ззз.
– Бывает.
– Что – бывает? Готов называть меня Захариэллой Заде́ Здо́мпшир?
– Мне всё равно. Я ухожу.
– Да что за народ пошёл! Слово не вставить.
– Вставляйте.
– Так вот поэт этот… Заведение твоё, говорит – мрак, запустение и вчерашний день. Не отвечает требованиям момента, – старушка выбралась из-за конторки и подошла к К. Мундштук она держала как смычок. Женщина недобро покосилась на увальня, – Но, говорит, я тебе помогу. Я тебе, значит, такую рекламную кампанию заряжу – в стихах, во! – что у тебя отбоя от клиентов не будет. Замучаешься прибыль считать. Я тебе, говорит, сделаю реп… реб… что-то там, короче, про рёбра…
– Ребрендинг.
– Да. Но ты меня сначала накорми как следует. Я на голодный желудок творить не могу.
– И?
– Весь день жрал в три горла! Все запасы мне стрескал. А потом заснул и с тех пор дрыхнет – не растолкаешь.
– Я бы посочувствовал, да спать хочу. И есть. Короче, пошёл я искать ночлег.
– Да погоди. Пущу на постой. Только выставь на улицу эту свинью. Пожалуйста. Сил нет эту харю видеть. Чёрт с ней, с рекламной кампанией.
– А где вышибалы?
– Смену закончили и спят. Нашего брата сверх нормы хрен заставишь работать.
– Вашего брата, – зевнул К. – Подержите.
Он сунул старухе свой видавший виды чемодан и внимательно посмотрел на храпевшую тушу.
Спиной поэт опирался на стену, одну ногу в оранжевом сапоге свесил с лавки, а руку положил на стол, где громоздились пустые тарелки, фарфоровый чайник и недопитые стаканы.
Короче, мужик храпел, а на столе мухе негде было сесть. Просто гора грязной посуды!
На пощёчину толстяк, считай, и не отреагировал – только всхрапнул. Тогда К. заглянул в чайник и обнаружил только сухую заварку. Зато стакан с трубочкой был наполовину полон – то ли морсом, то ли компотом. Эту розовую жижу мужчина не думая выплеснул в толстую наглую рожу.
Но увалень