– Что же это, малышка Мэри? – произнес тонкий голосок.
– Нет. Я Патрисия Гардинер, – сказала Пэт, которая терпеть не могла, когда ее звали чьей-то малышкой, пусть даже маминой.
Пратетушка Ханна положила ей на плечо высохшую лапку и притянула девочку к себе, всматриваясь старыми голубыми глазами. Такими старыми, что к ним возвратилось зрение.
– Не красавица, – пробормотала она.
– Она может еще похорошеть, – вставила тетя Френсис, которая всегда пыталась найти во всем хорошее, – сейчас она, конечно, ужасно загорела.
Коричневое от загара, атласно гладкое личико Пэт негодующе вспыхнуло. Пусть она не красавица, но какое право они имеют ее критиковать подобным образом. Джуди сказала бы, что это невежливо. А когда они спустились вниз, тетушка Онория всплеснула руками:
– Дитя мое, у тебя платье порвано.
Пэт не понравилось, что ее так называют. Ей захотелось показать тетушке Онории язык, но это было бы невежливо. Она стояла очень ровно, пока тетушка не нашла иголку с ниткой и не зашила прореху.
– Конечно, Мэри за всем присмотреть не успевает, а Джуди Плам нет никакого дела, пусть хоть в лохмотьях ходят, – примирительно сказала тетушка Френсис.
– Джуди есть дело! – воскликнула Пэт. – Она заботится о нашей одежде и наших манерах! Платье порвалось по дороге!
Несмотря на такое неблагополучное начало, день прошел неплохо. Пэт прочитала свои стихи без ошибок, тетушка Онория одарила ее печеньем и смотрела, как она ест. Пэт умирала от жажды, но стеснялась попросить стакан воды. Когда пришло время обеда, на столе оказалось молоко, которое Джуди назвала бы «снятым»[14]. Но зато оно было подано в красивом старом кувшине зеленого стекла, в котором самое жалкое молоко показалось бы хорошими сливками. Обед был весьма скудный по меркам Серебряной рощи. Пэт досталась маленькая порция, зато ее подали на фарфоровой тарелке с бордюром из осенних листьев – на знаменитой тарелке Селби, которой сравнялось уже сто лет. Пэт чувствовала себя польщенной, скрывая голод. На десерт она получила три драгоценных сливы.
После обеда тетушка Френсис сказала, что у нее мигрень и она приляжет. Кузен Дэн предложил аспирин, но тетушка уничтожила его взглядом.
– Разве Господу угодно, чтобы мы избавлялись от посланной Им боли? – вопросила она и ушла, прижимая к носу флакончик из красного стекла с серебром.
Тетушка Онория отправила Пэт в гостиную и велела развлекаться самостоятельно. Этим Пэт и занялась. Ей все было интересно, она умела повеселиться в одиночестве и не представляла, как бы провела вечер в компании обитателей фермы