Да, он был похож на китайскую хохлатую, но то, что росло на его голове и шее, даже визуально казалось чем-то более жёстким, вроде гривы лошади или ворса половой щётки. Морда больше напоминала хищную узость челюстей крокодила; то, что я приняла за причудливые усы или щетинки возле губ, оказалось маленькими острыми зубами, торчащими из-под короткой губы. Передние лапы были оснащены чёрными когтями и удлинёнными пальцами. Хвост, довольно длинный, заканчивался пышной кисточкой на этот раз мягких волосков. Уши, опять же нетипичной формы, напоминали пресловутый индийский узор «огурцы», чьи хвостики образовывали края очень пузатого сердечка.
А. И да. Он был тёпло-серого цвета, с «гривкой» цвета карандашного грифеля.
– Эй, малыш, – ласково сказала я, протянув руку и потрепав его по шее, – Ого какой ты горячий. Откуда же ты такой взялся? Кто же сотворил с тобой… Хотя о чём это я, ты таким родился. Ну-ка дай я тебя подни… Ух, какой тяжёлый!
Бесполезно. Я касалась тонких лапок, но при этом у меня было полноценное ощущение, что я собралась сдвинуть Бруклинский мост. Невероятно. Пёс ведь был не больше спаниеля, как такое возможно?
Тонкокостная гиря отвечать отказывалась, равно как и приближать меня к разгадке вопроса своего пола.
Между задних лап у него было гладенько. Даже бакулюмная кость отсутствовала. Но откуда-то я была почти полностью уверена, что это «он». То ли выражение мордашки, то ли странная поза, в которой он сидел…
Я отстранилась, плюхнувшись на кварцвиниловую плитку прачечной, и потёрла глаза. Вокруг пса витала какая-то дымка. Наверное, в этом всё же была виновата «чистота» дома.
Нет, я не могу, просто не могу его здесь оставить! Кто ещё сможет принять этого странного пёселя таким, какой он есть? А если его найдут те, кто вывел? Что тогда? Или – того хуже – Норман сдаст его в приют, те обратятся в ветклинику, а там отыщется достаточно амбициозный доктор, который рано или поздно расчленит это несчастное существо и распихает его по банкам «во имя науки».
Я затрясла головой, мечтая, чтобы эти мысли высыпались из моей черепной коробки раз и навсегда.
Пока я терзалась тягостными думами, пёс сидел на прежнем месте, в той же самой позе, созерцая мои потуги с таким умиротворением, будто я была каким-нибудь японским садом камней. Типа «О, а вот этот узор на песне выражает стремление художника достичь состояния внутренней гармонии».
Всё! Хватит!
– Норман? – окликнула подобравшего потеряшку парня я, выходя из прачечной и маня за собой собаку.
– А? Всё же решила взять, да? Ну ты это, молодец, – рука с аурой орехового соуса довольно бережно тронула моё плечо, – Я думаю, этот серый – славный парень. Ну то есть ты понимаешь, внешность не главное. Раз сам за тобой пошёл, станет хорошим другом.
– О, – признаться, тут я смела в совок все ожившие при виде этого подростка стереотипы, – Знаешь, моя мать, должно быть, взбесится, когда увидит, что я…
Норман фыркнул, почесав шею:
– Даже не грузись этим. Матери все поначалу «Ой, зверь в доме, фу, гадость,