– Видишь, дорогой? – гордо воскликнула она. – Я обо всем позаботилась. Не важно, что ты ударил меня. Я тебя простила.
– Не делай этого, Энн! – крикнул он, но опоздал.
Ее ладонь засасывало в щель. Сначала провалился средний палец, потом безымянный, затем указательный, мизинец. Что-то хлопнуло, словно пробка вылетела из бутылки шампанского в руках неумелого официанта, и вся кисть провалилась в щель.
Однако Энн продолжала улыбаться.
– Это «L’Envoi», дорогой, – говорила она, когда за кистью последовала рука. Заколка, стягивающая волосы, соскочила, и они рассыпались по плечам. – Я всегда ими душусь, разве ты не помнишь?
Он вспомнил… теперь вспомнил. Только это уже не имело никакого значения.
– Энн, вернись! – крикнул он.
Она продолжала улыбаться, а руку медленно засасывало в окружающую самолет пустоту.
– Совсем не больно, Брайан, поверь мне. «L’Envoi», помнишь? – сказала Энн, когда ее высасывало сквозь щель.
Теперь Брайан вновь слышал этот звук. Однажды поэт Джеймс Дики назвал его «звериным свистом пространства». Громкость его нарастала и нарастала, вырываясь из сна в реальность, пока шипение воздуха не превратилось в человеческий крик.
Глаза Брайана открылись. Переход от сна к бодрствованию длился лишь мгновение: Брайан был профессионалом, а его сверхответственная, связанная с высоким риском работа прежде всего требовала быстрой и точной реакции в чрезвычайных ситуациях. Он летел рейсом 29, а не рейсом 7, не из Токио в Лос-Анджелес, а из Лос-Анджелеса в Бостон. Энн уже умерла, и причиной смерти стала не щель в корпусе авиалайнера, а пожар в ее доме на Атлантик-авеню, рядом с набережной.
Но звук остался. Пронзительно кричала маленькая девочка.
– Пожалуйста, откликнитесь, – тихо, но отчетливо произнесла Дайна Беллман. – Очень сожалею, но моя тетя ушла, а я слепая.
Нет ответа. Впереди, через сорок рядов и две перегородки от нее, Брайану Энглу снилось, как его штурман плачет и ест плюшки.
Только мерно гудели двигатели.
Паника грозила подчинить себе разум, и у Дайны остался лишь единственный способ сдержать ее: она расстегнула ремень безопасности, встала и вышла в проход.
– Эй? – позвала она громче. – Эй, кто-нибудь!
Нет ответа. Дайна заплакала. Но тем не менее продолжала держать себя в руках.
Считай ряды, отчаянно заверещал внутренний голос. Считай, сколько рядов ты прошла, а не то тебе никогда не найти дороги назад.
Она остановилась у следующего ряда кресел по левую руку, наклонилась, протянула руку. Она знала, что там сидел мужчина, потому что тетя Викки разговаривала с ним за минуту или две до взлета. Когда он отвечал, голос доносился с того кресла, что находилось перед Дайной. Она это знала, определение местонахождения голосов стало для нее способом жить, совсем как дыхание. Спящий мужчина подпрыгнул бы от ужаса, почувствовав, что его ощупывают чьи-то пальцы. Но Дайну это уже не волновало.
Да