Я молча смотрела в пол. Их растоптанные тапочки мозолили глаза. Обладатели этого банального тотема семейной жизни устали от концертной обуви. Но даже если бы они сейчас надели ее ради моего соблазнения, это бы мало что изменило. Аккомпаниатор был по-прежнему неприятен, а любимый пугал чуждой назойливостью.
И вдруг в дверь номера постучали. Извиняясь за позднее вторжение, не входя, администратор прошептала страдальческим голосом:
– Там какой-то мужчина, Ваш постоянный поклонник, рвется пожать Вам руку. Я его уже и милицией стращала, а он чуть не плачет: мол, улетаю рано утром, как это так – жить в одной гостинице с таким артистом и не выразить свое уважение! Я, правда, сказала, что Вы уже спать легли и просили не беспокоить, но он говорит, что вычислил Ваши окна, а там свет еще горит. Настырный оказался! Ну, ради Бога, простите, просто измучил меня… Уверяет, что сам играет, только в Народном театре, где-то в Молдавии.
Мужчины переглянулись и издали чуть ли не разом характерный звук недовольства, похожий на покашливание.
– Надо было сказать, что у меня женщина в номере, он бы постеснялся, – раздраженно пробурчал атакованный артист.
Администратор развела руками. В это время с лестницы прозвучало басистое, ликующее:
– Дак я же сказал, что он не уснул еще! Иду на голос! Ну, на минуту буквально! – подходя к номеру, ударил себя в грудь очень крупный, симпатичный дядька с пузатой бутылью в плетеном каркасе. Он был похож на великана Пантагрюэля, вышедшего из-под пера Рабле, но в русской интерпретации.
Мне удалось под шумок выскользнуть из номера и убежать в свой. Закрывшись на ключ, я разревелась от перенапряжения и обиды.
Через некоторое время он постучал в дверь и подергал ручку. Мне страшно хотелось открыть и кинуться к нему, и пожаловаться ему на него самого, поскольку больше некому, и показать заплаканное лицо – пусть испугается, что сделал мне больно! Но я боялась увидеть за его спиной аккомпаниатора со стаканом молдавского вина и не открыла. Затаилась под дверью, как партизанка, и уговорила себя, что крепко сплю.
– Глупенькая, – позвал его голос негромко и нараспев, – мы бы сделали тебе хорошо. Винца бы попробовала. Ну, ладно, как хочешь. Спокойной ночи.
На следующий день мы улетали в Москву. Судя по лицам моих незадачливых обидчиков, они спали мало, пили много и, может быть, кому-то сделали хорошо. Пузатая пантагрюэлевская бутыль осталась у администратора в качестве раритета.
В течение всего полета соплеменники, постанывая и посапывая, вяло сражались в шахматы.
Я смотрела в иллюминатор. Меня успокаивало небо и вязкое безе белоснежных, чистых облаков.
Глава 3. Шпагин наголо
Сам по себе диплом лучшей в стране театральной школы не функционировал. Нужно было где-то набирать навыки и мастерство. Считалось, что лишь каждодневный труд в театре способствовал развитию актера. Желательно, у хорошего режиссера. Прийти