И в таком состоянии она прожила четыре года. Стражи давно привыкли к тихой узнице, никому и никогда не доставлявшей неприятностей. Другие заключенные поглядывали на женщину без особого интереса. Если кто-то кричал ей вслед, пытаясь обменяться хотя бы парой слов, Ирэйн не отвечала, а сама она никого и ни о чем спрашивать не хотела. Ей даже полюбилось это молчаливое размеренное существование, и сладости, которые узнице иногда подсовывали стражи, пока никто не видит, принимала с полуулыбкой и вялой благодарностью. И в этом она тоже больше не видела радости. Просто ждала, когда придет ее час, и чета Дорин воссоединится. А больше стремиться ей было не к чему.
А потом прежний смотритель ушел в отставку, и на его место назначили риора Дин-Шамиса, и положение узницы стало меняться без всякого старания с ее стороны. Не сразу, но спустя несколько месяцев новый смотритель начал подходить к лейре, чтобы узнать о ее самочувствие и нуждах. И хоть узница отвечала, что нужд не имеет и на здоровье не жалуется, но в темнице появились жаровня и колотые поленья. Затем на небольшом кособоком столе укоренился подсвечник и запас свечей. Вместо грубого колючего покрывала на лежанке поселились теплое одеяло и мягкая подушка. Вскоре сменились и стол с лежанкой. А затем смотритель начал приносить лейре книги. И кормили ее теперь лучше. Ну а уже затем сопровождать на прогулку ее стал сам риор Дин-Шамис.
Всё это, несмотря на удобство и приятные перемены, было не нужно узнице. Ирэйн давно лишилась наивности, потому понимала, что однажды последует за этими услугами. Шамис был еще молод, и пусть не красив, но и неприятной его внешность нельзя было назвать. Но лейра уже когда-то жила под постоянным давлением, уже выбирала путь, который казался проще и безопасней. В ее жизни был непрекращающийся страх перед более сильным и опытным противником, от которого невозможно было ни избавиться, ни убежать. Ею уже играли, словно она была не человеком, а бездушной куклой. И теперь всё повторялось, пусть дело и касалось лишь ее тела и покорности.
Она не хотела быть безмолвной игрушкой. И не хотела вновь бояться. С тех пор, как шоры и морок слов шпиона Эли-Харта оставили Ирэйн, она возненавидела и чужую власть над своей жизнью, и тот страх, в котором ее держали угрозы Дин-Лирна и Тайрада. Лейра Дорин, урожденная Борг, больше не желала бояться. Потому менее всего хотела быть интересной смотрителю Тангорской крепости, который отныне был господином над ней и ее судьбой.
Сколько удастся удерживать его на расстоянии? Сколько он продержится прежде, чем перейдет к действию, уже мало заботясь, чего хочет его жертва? До чего он готов дойти, встретив сопротивление?
– Боги, –