Вообще удивительно, что наяву перспектива поломки лестницы меня никогда не пугала. Я не помню, чтобы ступеньки шатались, скрипели и вызывали опасение в прочности. То ли дед, которого давно уже не было на свете, был таким хорошим мастером и соорудил для своей большой семьи конструкцию на века, то ли все же за ее крепостью кто-то следил и вовремя ремонтировал, поэтому и была она крепкой и незыблемой, как и весь бабушкин дом.
Колокольчик – еще одна наша достопримечательность. Крыльцо второго этажа отделяю от самой квартиры большие сени, даже, можно сказать, большой коридор с дверями в чулан и в туалет. Если внешнюю дверь запирали, что было крайне редко, стук пришедших гостей в комнаты не было слышно. Когда строили дом, электрический звонок в нашем провинциальном городке, практически деревне, был невозможной роскошью. Поэтому для гостей был подвешен специальный колокольчик. Действовал он очень просто – у порога над входом висит веревочка, которая, проходя через сени, соединена с колокольчиком, висящим в кухне-прихожей. Расстояние от веревочки до колокольчика довольно большое, поэтому дергать надо сильно и несколько раз. И все равно слышно еле-еле. Да и дверь-то всегда почти открыта, так что дергали за шнурок только незнакомые люди, если, конечно, его замечали. Зато в доме знали, если брякает колокольчик, значит у порога кто-то чужой.
Колокольчик больше всего интересен детям, но долгое время я и мои двоюродные братья как ни прыгали на крыльце, просто-напросто не доставали до шнурка, роста не хватало. Зато теперь, когда я подросла, приходя к бабушке, стараюсь известить о себе звоном колокольчика, только он уже такой слабый, что его почти никто не слышит.
Глава 3. ПОДМАСТЕРЬЕ.
Запах новой кожи приятен и неприятен мне одновременно. Вообще-то мне нравится, как пахнут новые сапоги, которые мой отец шьет на заказ. В чулане, скорее похожем на небольшую комнатку, только без печки, он устроил себе настоящую сапожную мастерскую. Здесь много всяких приспособлений, которыми он орудует, сидя на маленькой скамеечке под небольшим окошком.
Больше всего мне нравится железная лапка – полуметровый штырь, похожий на гусиную лапу, только очень длинную. Отец ставит ее черенком на пол, зажимает коленями, а на плоскую лапу натягивает обувку подошвой вверх. Потом он шилом делает дырочки и прошивает сапог или другую обувь толстой ниткой.
Принцип изготовления и ремонта обуви мне уже понятен. И, может быть, он был бы мне даже интересен, если бы отец не заставлял меня сидеть с ним рядом и учиться его мастерству.
– Я же еще маленький, – уговариваю я отца не неволить меня.
– А когда же еще учиться? Учись, пока маленький. А будешь большой, сам начнешь сапоги шить.
– Чего робятенка мучаешь? – заступается за меня заглянувшая в чулан бабушка.
– Ничо, скоро вместе будем работать, – смеется отец.
Долго