Обняв Пинхуса за плечи, Мара наклонилась над ним:
– Тебе рабочего дня недостаточно, Пиня? Отдохни.
– Ты не представляешь, сколько сейчас работы! Столько нужно сделать – рук не хватает.
– Мы только сейчас стали семьёй, Пинхус. Восемь лет прошло со дня нашей свадьбы, а разве мы жили в эти годы?
– Я знаю, любимая! Но теперь-то у нас всё будет хорошо.
– Если будет.
– Что ты имеешь в виду?
– Хотят национализировать клинику, а доктора Гольдштейна собираются уволить.
Последние слова Мара добавила от себя.
– Почему уволить? – удивился Пинхус. – Он хороший врач. Пусть работает себе на здоровье в советской поликлинике.
– И это всё, что ты можешь сказать? Если бы не доктор, мы бы умерли тут без тебя. Никто не хотел помогать, а он взял меня на работу.
Пинхус тут же понял, что от него требуется.
– Завтра же всё выясню. Не беспокойся. Никто вашего доктора не уволит.
О разговоре с мужем Мара не рассказывала Гольдштейну, но Залман догадался, что не просто так его оставили в клинике, да ещё назначили заведующим. И однажды он сказал медсестре:
– Я вам очень обязан, Марочка. Никогда этого не забуду.
Мара опустила свою ладонь на лежавшую на столе руку доктора:
– Не стоит об этом, дорогой. Если б не вы, мы вообще бы пропали.
Оба ещё не знали, что вскоре Пинхусу придётся действовать снова, и на этот раз всё будет гораздо серьёзнее.
В повестке, которую спустя полтора месяца под расписку вручил Эстер почтальон, сообщалось, что гражданину Гольдштейну надлежит явиться в Главное управление НКВД. Уже войдя в квартиру, доктор почувствовал тревогу. Жена не уединилась, избегая встречать его после работы, как часто бывало в последнее время. Наоборот, она вышла в прихожую, и по её изменившемуся лицу Залман понял: что-то произошло. В кабинете, куда они оба вошли, Эстер обняла его так, как давно уже не обнимала. Оба долго не могли успокоиться. НКВД – страшное сочетание букв, услышав которое люди падали в обморок, снова сблизило их, давая понять, что выжить в такой ситуации можно, лишь поддерживая друг друга.
На следующее утро доктор уже был в бюро пропусков. Управление находилось рядом. Чекисты не мелочились: разместились в занимавшем целый квартал красивом здании в стиле модерн на улице Свободы, между Гертрудинской и Столбовой. Подойдя к окошку, Залман назвал свою фамилию.
– Второй этаж, восьмая комната, – сказал дежурный, заглянув в какую-то ведомость и окинув Гольдштейна недобрым взглядом.
Волнуясь, Залман поднимался по лестнице. «Если следователь русский, – думал он, – будет трудно». С русским языком