к работе, да и фамилия Гедеона на глаза Троцкому попалась совсем не случайно. Михневич имел в 1922 году с ним встречу, и Троцкий не смог проигнорировать его просьбу, а по ходу дела решил, что пусть субъект, за которого просит этот знаменитый военный теоретик, побудет где-нибудь до возможного дальнейшего использования. Больше к Троцкому идти было нельзя; тому, конечно, очень льстило, что его просят седые генералы, отмеченные множеством царских почестей, но по своей натуре он стремился вникнуть во все до самой сути, а какую суть мог рассказать ему Михневич? Можно было еще и навредить. Был вариант переговорить с Вацетисом, который в 1921 году вновь стал в фаворе у власти, но Михневич с презрением и даже страхом относился к этому главнокомандующему за то, что он сотворил в Петербурге в июле 1918 года. От того русским духом и близко не пахло. Михневич отказался от мысли к нему обращаться, а жизнь лишь подтвердила правильность этого выбора. Был один человек, имеющий огромный авторитет у нынешней власти и облеченный большими возможностями. И чем больше Михневич о нем узнавал, тем больше соглашался, что авторитет этот был заслуженный. Однако тот был молод, и потому стареющий генерал боялся быть непонятым. Но в 1924 году Михневич, прочитав статью за его авторством под названием «Единая военная доктрина и Красная армия», понял, что идти надо. Этого человека звали Михаил Фрунзе. Сам Михневич преподавал в артиллерийской академии и вдруг встретил генерала Ф. Новицкого – одного из первых русских авиаторов, теперь начальника штаба красного воздушного флота. В былые времена семьи Михневича и Новицкого были по-родственному дружны. Федор носил имя отца и был средним братом. Михневичу доподлинно известно, что он всю гражданскую войну был заместителем, правой рукой и другом М. Фрунзе. Не было сомнений, что эти отношения сохранились до сих пор. Новицкие умели дружить, и он решил использовать этот мостик, чтобы помочь Гедеону. Связаться с Федором оказалось просто – достаточно было звонка. Михневич позвонил и почувствовал, что на той стороне провода обрадовались. Федор сказал, что непременно организует его встречу с Михаилом Васильевичем, и с радостью сообщил, что Фрунзе и сам хотел увидеться с Михневичем, и с большим жаром и уважением отзывался о его работах по тактике и стратегии. А узнав о давней дружбе семей, так и вообще стал настаивать на организации встречи. Верно, можно было хоть сегодня, но у Фрунзе обострилась болезнь, а потому встречу придется планировать.
***
Новицкий позвонил ему через три дня и передал, что Фрунзе сожалеет, что не смог принять его сразу, и приглашает завтра, к двенадцати часам. Место его временного расположения в Петрограде – это здание бывшего Военного министерства Российской Империи. Михневич, конечно, знал это здание и к полудню был уже там.
Внизу его встретил сам Новицкий, одет он был в форму РККА с летными петлицами и очень доброй улыбкой младшего, но старого друга. В приемной скопилось достаточно народа, но они с Новицким сразу зашли за высокую дубовую дверь.
