Не делай для других людей вовек
Того, чего себе не пожелаешь.
Счастливого пути, сынок!
Не на пороге
Дают мужчинам цену,
А в дороге.
Не жди, что в жизни будет каждый год
И каждый день – отрадой и наградой.
Несчастьем может обернуться радость.
Закатом завершается восход.
Но как бы жизнь за горло ни брала,
Ты стойким будь перед бедою черной.
И голову не вешай обреченно,
Как ни были б горьки твои дела.
Орел, парящий в солнечной лазури, —
Прекрасен.
Но стократ прекрасней он,
Когда встречает бурю.
Опален
Огнем грозы —
Он побеждает бурю.
И вспомни, как весной бурлит река,
Смывая грязь и все вокруг заполнив,
А в летний – солнцем озаренный – полдень
Она спокойна и неглубока.
Хочу, чтоб ты орлом был в час беды,
Достойным восхищенья и награды,
Чтоб на пути, как тот поток воды,
Смывал всю грязь, все камни, все преграды!
Притча первая
Друзья,
Чем старше я, тем дольше
И бережливее храню
Все притчи деда.
Вы позвольте —
Я тост свой притчей заменю.
Был у хунзахского хана
Излюбленный метод казни:
Он отправлял обвиненных
На очень высокую гору
И там оставлял обнаженных.
Ночью, зимой ли метельной
Выдержать пытки холодной
Полчаса даже не мог
Тот, кто был жертвою хана.
Он обречен был на гибель.
И были два горца – два друга,
Которые, словно две речки,
Сливающиеся в одну,
Верны были дружбе своей.
Когда же один из друзей
Стал жертвою хана —
Другому
Надежды совсем не осталось,
Чтоб другу помочь.
Но, однако,
Была оговорка у хана,
Что если на гору взошедший
Преступник
К рассвету еще не замерзнет,
Останется жив, —
То простит он,
Простит он несчастного горца…
И вот, когда жертву раздели
И повели на вершину, —
«Крепись! – ему друг его крикнул, —
Крепись! На горе, что напротив,
Костер разожгу я. Крепись же!»
И оба на горы взошли.
И голый, замерзший, несчастный
Увидел вдали – на вершине —
Горящий костер,
И надежда
Теплом его тело согрела.
Гора ледяная была. И ветрами
Она обдувалась.
Но помнил он друга,
Который спасает его хоть надеждой.
И вспомнил очаг того друга,
Где он согревался не раз,
Бокалы с вином, что он выпил
С товарищем верным своим,
И тепло становилось ему.
Всю ночь он стоял на горе.
И всю ночь – ни на час —
Костер, что напротив, не гас.
А