Наталья уверовала, что если лишится своего нового друга – одиночества, то умрет. Когда она была одна и уходила в себя, никто не мог потревожить ее в сладкой дреме, теплом, продолжительном полусне. Она грелась в волнах мечтаний, которые были спокойны, как море в мягкую погоду. И, стараясь все выбросить из души и забыть, постоянно бродила по берегу своих теплых грез… Люди становились ей непонятны, неинтересны. «То они пугают, устрашая друг друга, то смеются ни с того, ни с сего. А то перестают хитрить и играть в дружбу, оскаливаются. И вот уже в их руках видны следы крови, красной, липкой… Это отметины их любви» – с горечью думала она.
После очередных скандалов, ей становилось очень плохо. Дурнота тянула внутренности, подходила к сердцу. Несчастная закрывала глаза, ни о чем не хотела помнить. Без кровинки в лице возвращалась домой…
Сегодня утром вновь крики, шум. Пьяный муж решил проучить свою непокорную жену. Изловчившись, Наталья вырвалась из его рук, на лету схватила осеннее пальто, длинный теплый вязаный шарф и выскочила на улицу. Свекровь никогда не заступалась за нее, только за детей. Она бежала вперед, не понимая: зачем, куда?
Легкая дымка тумана молочной кисеей стелилась по городу. Шумели трамваи, автобусы, дети пестрой толпой собирали опавшие разноцветные листья для гербария. И те полыхали у них в руках прощальным пожаром.
Казалось, не выспавшееся небо серело, затянутое гарью автобусов и скучало над неугомонным муравейником из людей. Кто-то кому-то улыбался, кто-то насвистывал вальс, кто-то грустил. Но ничто не трогало несчастную. Она почти мгновенно пересекла город и очутилась в запущенном саду. Наталье казалось, что ее сердце давно выскочило из груди и потерялось среди сплошной круговерти и неурядиц. В душе царила пустота. Даже боли, и той уже не было. Только одна мысль – терпеть она такое не будет.
Наталья несколько успокоилась, внимательно осмотрела деревья, выбирая покрепче, с толстыми прочными сучьями. И со словами:
– Хватит, довольно, конец! Господи, прости меня грешную, но я больше не могу!… – стала судорожно стаскивать с себя шарф и крепить за ствол дерева. И только она встала на пенек, чтоб вставить голову в петлю, как появился милый, добрый старичок с седыми волосами и небольшой бородкой. В глазах его светились неземная любовь и доброта. От него веяло сладкой благостью, спокойствием, тишиной, лаской.
Он подошел, отстранил шарф, погладил по голове,