Около маленького, слегка покосившегося на левую сторону домика с обвисшими угрюмыми ставнями и небольшим давно не покрашенным забором стояла Анастасия Максимовна Миронова. Старушка с детства знала Александра, знала всю семью – и родителей, и бабушек с дедушками.
– Добрый день, Сашок, – улыбаясь произнесла Миронова.
– Привет, бабусечка, ты все еще живая, я посмотрю? – рассмеялся порядочно захмелевший Мельников.
– А ты уже нажрался, Сашка? И когда ты успеваешь, чертов сын, как тебе она лезет в твою глотку поганую. Что тебе не живется на белом свете, не пойму, – старушка очень рассердилась и подошла ближе к собеседнику.
– Да не ругайся ты, Максимовна, ну сегодня выходной, положено. Ты лучше скажи, как здоровье, ноги еще таскают?
– Таскают, сам, что ли, не видишь. Эх, Сашка, Сашка. Какой парень был. А сейчас что? Жизнь не мила стала?
– Жизнь дерьмо, бабка Настя, и мы все дерьмо и живем в дерьме. А я вот, как выпиваю, так дерьмо кажется не таким вонючим и отвратительным, а вроде как сносным для жизни. Привыкаю вроде как, залив глаза. А ты вот не знаю, как все это терпишь по-трезвому, или тоже втихаря прибухиваешь? – рассмеялся Александр, слегка толкнув бабушку в плечо.
– Дураком был, есть и помрешь дураком под забором, с твоей идиотской жизненной философией. Скажи мне, ты к матери давно ездил? Она ведь уже не молодая, живет далеко в деревне, скучает, может, помощь какая нужна. Когда был?
– В прошлом году.
– Не бреши! Я говорила с ней недавно по телефону – уже больше двух лет не появлялся, стервец. Тебе что ж, мать не жалко?
– Да хватит вам ругаться, просто времени нету, работа тяжелая, поле, хлеб, урожай.
– Какое поле, чертяка, зима на дворе. На водку ты время находишь, а на то, чтобы навестить родную мать, которая болеет очень и скучает, времени нет. У тебя что, вместо сердца камень, Сашка? Совесть свою утопил?
– Нет, Анастасия Максимовна, совесть каждую ночь мучает, как проснусь с похмелья, мочи нет, жить не хочется. Вспоминаю и маму, и папу своего покойного, и жену, которая от меня ушла. Боль такая в сердце, что вдохнуть не могу, а слезы так и катятся из глаз. Так что ничего я не забыл, кругом одна безнадежность, плохо мне, оттого и глушу алкоголем.
– Так раз плохо, что ж не едешь? – удивилась старушка.
– Что я скажу маме? Жена ушла, живу в ненавистной дыре,