– Причина?
– Мне тебя положить некуда. Знаю, по законам гостеприимства я обязан уступить тебе постель, а сам лечь на полу, но у меня спина надорвана, ей комфорт нужен.
– А что с остальными кроватями? Их было три.
– Две, деревянные, я давно сжег, когда мы тут без света и тепла сидели.
– А железная?
– Занята.
– Так у тебя… Кто-то?.. – Дато указал на закрытую дверь соседней комнаты.
– Да.
– Что ж… Мне пора.
– Не спросишь, кто занял нашу мальчишескую спальню?
– Думаю, это не мое дело.
– Ошибаешься. Это дело и твое тоже.
– Не понял…
– Сейчас поймешь.
С этими словами Зураб шагнул к двери и открыл ее.
Это была их детская… Дато помнил каждый ее сантиметр. Именно сантиметр, потому что комната была крайне мала. Десять квадратных метров от силы. В квартире Давида сейчас ванная больше, и ему в ней порой не хватает места. А в детской они обитали когда-то втроем. И каждый сантиметр имел значение. Например, Зура мечтал иметь отдельный стол, чтоб рисовать за ним, он был согласен даже на табурет. Если усесться на пол, то можно удобно разместиться, и братья не будут ему мешать (они делали уроки за одним столом, постоянно толкаясь локтями). Не хватало сантиметра, чтобы стол вошел между кроватями, а другого свободного пространства не было.
Но сейчас в комнате оказалось довольно много места. В ней осталась одна кровать и письменный стол, тот самый, за которым они толкались локтями. На нем вместо книг, альбомов и всякого хлама, таскаемого в дом Гиоргием, грудой были навалены вещи: одежда, рюкзак, какая-то котомка весьма потрепанного вида. На кровати же лежал мужчина. А Дато подумал, что у Зуры девушка ночует.
Он вопросительно посмотрел на брата.
– Не узнаешь? – спросил тот.
Дато присмотрелся к мужчине. Лампы они не включали, однако благодаря свету, попадающему из соседней комнаты, лицо можно было рассмотреть. Черты правильные, привлекательные. Но общее впечатление не самое приятное. Лицо уж очень сильно осунувшееся, напряженное даже во сне. Как будто человека, лежащего на кровати, терзают какие-то страшные воспоминания или физическая боль, не отпускающая ни на миг. Дато не знал, кто это.
– Да, я тоже не узнал сначала, – сказал Зура. – Хотя он не сильно изменился. Даже волос не растерял, хотя мы думали, что он будет лысым.
У спящего были светлые кудри: то ли от природы белокурые, то ли седые.
– Да приглядись ты! – рассердился Зура.
Но Давид, как ни старался найти в мужчине знакомые черты, не смог. Устав ждать его прозрения, Зура воскликнул:
– Это Гио, твой младший брат!
И тут Давид узнал брата, хотя Гиоргий изменился кардинально. Да, черты прежние, волосы, но выражение лица… Оно было таким открытым раньше, таким радостным и… чистым! Лицом человека, не знающего