– Заходи потом, пообщаемся, – хлопнула глазами эта рыжая стерва и, не скрывая торжествующей ухмылки, вышла.
Тарзан не в настроении, рвет и мечет. И ее вызывает, и вряд ли чтобы просто расслабиться…
Конфетти выглянула в окно – пустой задний двор, высокий забор, два охранника болтают у ворот. Обычная картина, никакого напряжения, беготни и любых других следов неожиданно нагрянувших неприятностей. Совершенно непонятно, к чему готовиться.
«Чертова Павла! Ну, придется заняться твоим воспитанием», – раздражено бурчала Конфетти, спускаясь на первый этаж и подходя к комнате, где Тарзан имел привычку совещаться со своими приближенными на всякие важные и неважные темы, а также есть, пить, спать и принимать гостей.
Охраняющий дверь Трехглазый смерил ее заинтересованным взглядом, остановившись на еле прикрытой майкой груди и хотя хотелось сжаться и спрятаться, она только вызывающе улыбнулась.
– Не по твоим зубам, – заявила самым наглым своим голосом.
Он промолчал, отходя на шаг от двери и давая пройти. Конфетти легко проскользнула в приоткрытую дверь.
– …отлично, – голос у Тарзана был на удивление довольным. – Яшер, ты молодец! Помнишь все, не надо повторять? Главное не забудь – предлагай Джипперу что угодно, но не сразу, а по частям. Пусть он мне их отдаст… И просит что хочет. Даже Гореловку ему на год уступлю, вместе с кузнецом и медовой пасекой. Но пусть только живыми приведет!
– Я понял, – гудел Яшер, здоровый как бык и такой же твердолобый. Он походил на маленькую ожившую скалу, на которую ради смеха натянули камуфляжные штаны и слишком узкую для такого тела темную кожаную жилетку. Из каждого кармана торчало нечто, способное убивать – начиная от ножа и кастета, заканчивая проволочной удавкой. Яшер увидел Конфетти первым, медленно повернул на звук входящей девушки голову. Тарзан суматошно вскочил с кресла и восторженно улыбнулся.
Что-то я подустала от этих мерзких улыбочек, насторожилась Конфетти. И не ошиблась…
– А вот и твое поощрение, – промурлыкал лидер, неспешно подходя и приподнимая ей подбородок. Повернул, показывая товар лицом. – Отдаю до утра, можешь делать, что хочешь. Но не калечить.
Яшер посмотрел с бОльшим интересом, а Конфетти сдержала первый порыв возмущено завопить.
– За что? – спросила тихо, чтобы услышал только Тарзан.
– За ваши бабские разборки. Я предупреждал – не смейте меня вмешивать, а ты не поняла, – сквозь зубы соизволил сообщить Тарзан. Конфетти снова прикусила губу и с усилием промолчала. Отдавал на целую ночь Тарзан за все время ее всего дважды, первый раз – в самом начале, когда она пыталась разжалобить его нытьем и хныканьем. Второй – в наказание, когда она упрямилась и заявляла, что с температурой не хочет его общества, ровно как пить и веселиться.
Она молчала, потому что Тарзан внимательно