И там он остался лежать, слишком напуганный, чтобы пошевелиться.
Он слышал, как они приземлились позади него. Заскрипел снег, налетел порыв ветра. Он перевернулся и увидел зверя: огромный клюв, когти и белоснежный мех, густо покрытый алыми брызгами. Сын Киоши – кролик, за которым они гнались через всю страну, – лежал у него на плечах, зажимая кровавую рану на руке, бледный и мокрый от пота, но всё еще вполне живой. Грязная серая ткань, короткая темная щетина на голове, сверкающие, как кинжал, глаза. Мальчишка не представлял собой опасности. Он точно не из тех, кто поднимает кулак, вопреки всем постулатам, на основе которых его воспитывали. Не из тех, из-за кого должен гибнуть флот.
Но взгляд Дзюбэя был прикован к ней. Девушка (совсем еще девочка) соскользнула с плеч зверя, легкая, как перышко. Свободная одежда из черного хлопка, по плечам рассыпаны длинные темные волосы, бледная кожа покрыта пеплом и залита кровью. Глаза закрыты очками с темными стеклами. За спиной привязана старомодная катана, за оби на талии торчат ручные ракетницы. Стройная, красивая, такая юная.
– Сними это, – холодно произнесла она, указав на его шлем. – Я хочу видеть твое лицо.
Дзюбэй подчинился, возясь с защелками на горле. Сняв шлем с головы, он почувствовал ледяной ветер на лице. Облизнув губы, он сплюнул кровь на снег между ног. Мир был ярким, ужасающе ярким, солнце обжигало ему глаза.
Она вытащила катану. Лезвие звякнуло, выскользнув из ножен. Приблизившись к Дзюбэю, она села ему на грудь. Арашитора издал предупреждающий рык, долгий и глубокий, так что пластинки его кожи звякнули. Девушка опустила очки, чтобы он мог видеть ее глаза – плоское черное стекло, залитое кровавой яростью. Она прижала клинок к его горлу.
– Ты знаешь, кто я, – сказала она.
– Хай.
– Ты видел, что я могу.
– Х-хай.
– Беги к своим хозяевам. Расскажи, что видел. И скажи, что в следующий раз, когда они отправят неболёт к горам Йиши, я вырежу имя своего отца на груди его капитана, а потом раскрашу небо его кровью. Понял?
Дзюбэй кивнул.
– Да…
Она слегка надавила на его шею, и лезвие проникло немного глубже. Дзюбэй охнул, не осмеливаясь пошевелиться, по горлу потекла кровь. В какой-то ужасный момент он увидел на ее лице желание – просто прирезать его, искупаться в брызгах его крови из сонной артерии и яремной вены, намылить руки алой пеной из трахеи. Ее губы приоткрылись, лезвие дернулось, нависнув над ним ужасом из детской сказки, необъяснимым ожившим кошмаром.
Девушка, которую боятся все гильдийцы.
– Пожалуйста, – прошептал он. – Пожалуйста…
Тишину нарушал только рев ветра, воющего между каменными зубцами, словно стая голодных волков пела песнь смерти. В этом вое он слышал голоса