Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1». Антон Семенович Макаренко

натуги и очень симпатично. Главным образом, он говорил о значении образования, о том, какие пути лежат перед молодым человеком в Союзе, какое достоинство заключается в том, чтобы идти по этим путям, как растет личность человека в учебной работе, какие радости она с собой приносит. Он думал сейчас об Игоре Чернявине, и ни о ком другом. Он уважал Игоря Чернявина и с особым удовольствием высказывал это уважение. И именно поэтому Игорь не захотел покончить с ним разговор как-нибудь формально, хотелось и самому с такой же искренностью и честным вниманием отнестись к собеседнику. И Игорь сказал:

      – Николай Иванович! Я не привык работать. Я никогда не работал.

      Николай Иванович спокойно улыбнулся:

      – Да, это может быть. Вы еще так мало жили, и привычек у вас мало.

      – А если не привыкну?

      Николай Иванович скрестил на животе пальцы и добродушно рассмеялся:

      – Почему же? Это такая приятная привычка.

      – Приятная?

      – А как же? Очень приятная. Я вот работаю сорок лет, и знаете, мне до сих пор нравится.

      – Ну да, так вы учитель!

      – О, пожалуйста! Если вы хотите быть учителем, это очень хорошо. Но многие думают, что труд учителя самый неприятный. Это, конечно, чепуха. Всякий труд очень приятная вещь. Вот вы увидите.

      – Попробую, – сказал Игорь и снова поднялся.

      – Попробуйте. Вам здесь помогут. У нас хорошие ребята.

      – Спасибо, Николай Иванович.

      – Все-таки, когда вы можете начать подготовку?

      – С первого июня?

      – Хорошо. Давайте с первого июня. Я вас запишу.

      Игорь поклонился Николаю Ивановичу. Николай Иванович радушно, внимательно ему ответил. Володи Бегунка здесь не было, и некому было скалить зубы по поводу обычной вежливости двух воспитанных людей.

      Игорь шел по двору и беспомощно оглядывался. Ему захотелось, до зарезу хотелось встретить что-нибудь такое, что его возмутило бы, вызвало бы злобу, протест[148], или хотя бы такое, над чем подмывало бы пошутить. Нельзя же в самом деле: с утра, с самого утра он был предоставлен самому себе, а против него стояла непонятная, уверенная и вежливая сила. В пять часов он будет принят бригадой. Неужели и бригада с таким же спокойствием будет его обрабатывать?

      18

      Разговор, не для всех приятный

      В пять часов в «тихий» клуб пришел Воленко в сопровождении высокого массивного юноши с лицом чрезвычайно добродушным, какие бывают только у очень мягких, покладистых людей. Все в этом лице отливало миром: и серые глаза с поволокой, и полные губы, и круглые щеки, и пушисто раскиданная прическа, и какой-то еле уловимый остаток беспризорности в тяжеловатой мимике.

      Воленко сказал:

      – Товарищ Чернявин! Это твой бригадир Нестеренко.

      Только теперь Воленко позволил себе некоторую шутливость тона и движения. Он немного иронически повел рукой и взглядом:

      – Сдаю его в полном порядке: остриженный, чистый и вполне оборудованный. Спецовка вот лежит. Парадный костюм заказан. Пожалуйста!

      Видимо,