Ночь прошла довольно спокойно. В кромешной темноте (от потрясения арестом он напрочь позабыл о магии) сержанту удалось наскрести по углам небольшое количество ветоши и прелой соломы. Устроил ложе. Спать, конечно, не спал (какой уж тут сон), сидел и думал о своём.
Темнота давила на глаза, тишина вливалась в мозг тошнотворной ледяной волной. Откуда-то издалека доносились протяжные крики и безумный смех. За стенкой кто-то непрерывно стонал – тихо, безнадёжно, угасая с каждой минутой. По углам бодро шуршали крысы. Если бы не все эти звуки, Колин бы легко поверил, что очутился в могиле.
Сержант никак не мог избавиться от странного чувства тревоги. Почему странного? Потому что это была не та вполне естественная тревога узника, ожидающего решения своей участи. Это было что-то иное, скорее вопрос, ответа на который он не находил. Как и в тот раз, когда его арестовали за сбитый шаттл…
Человек деятельный всегда найдёт, чем заняться, где бы он ни находился – в храме, в конюшне или в тюремной камере. Даже если в камере темно хоть глаз коли, а из отхожего места распространяются зловещие миазмы. Поэтому у стенки Колин просидел недолго. Он встал на четвереньки и медленно пополз вдоль стены, исследуя камеру. То и дело под руки попадали скользкие спинки крыс. Сержант грязно ругался и расшвыривал их в стороны. Один раз чуть не угодил рукой в отхожую дырку и тут же стал брезгливо отирать руки о камни.
Спустя час, может больше, Колин сделал первое открытие. Он нашёл место, откуда в камеру проникали крысы. В стене, что напротив двери, у самого пола, в камень была вделана редкая металлическая решётка, сквозь которую струился поток менее вонючего воздуха. Колин улёгся на пол и приложил к решётке ухо. Стенания невидимого страдальца стали несколько громче, из чего он сделал вывод, что решётка, во-первых, ведёт в соседнюю камеру, а во-вторых, в этой камере есть вентиляция.
Порадоваться этому открытию он не успел. За дверью послышались звонкие шаги окованных металлом сапог. С тяжёлым звуком упал засов, дверь омерзительно заскрипела, и в камеру вплыл яркий свет смоляных факелов. Держали их двое.
– Завтрак! – гаркнул один и швырнул что-то к ногам узника.
Оба дико заржали и покинули помещение. В угасающем свете Колин успел разглядеть кусок чёрствого хлеба. Он бросился к двери и заколотил в неё что было сил.
– Эй вы, сволочи, дайте хотя бы воды! – пить хотелось до дрожи в коленях.
Но за дверью было тихо. Сержант зло вскинул руку и сорвавшийся с неё огненный шар осветил камеру как мощный галогенный фонарь. Ничуть не повредив толстую металлическую дверь, огненные брызги разлетелись в разные стороны, и камера вновь погрузилась в темноту. Почувствовав слабость в ногах, Колин опустился на колени. Что-то было