Седой хмыкнул, блеснув синими глазами.
– Ваша воля, мессир.
– Какое пророчество? – рискнул поинтересоваться Эрнст.
– Хотя, – не слушая, хотя наверняка слыша, продолжил их господин, – лучше бы сначала разобраться с артефактом Иберии.
Эрнст не выдержал – выпучил глаза.
– Но Иберия покорна вам, повелитель! Я сегодня утром получил весть – они снова умоляют вас прибыть лично…
Глаза Магистра – черные, бездонные – резко сузились. Мягко-мягко, как крадущийся тигр, он шагнул к Эрнсту, вглядываясь в него, сквозь него, в самую душу – или в даль за Пиренеями, кому знать…
– Ну что ж, – совсем сказал он. – Пожалуй, этой чести они дождутся. А пока почему бы не насладиться днем нашей победы, друзья мои?
Будто дожидаясь этого момента намеренно, вилланские солдаты внизу как один вскинули руки в едином порыве, и заглушая память о громе барабанов и яростном гневе небес, снизу полетело, весело и грозно:
– Хайль! Хайль! Хайль!
Глава 1
1939
Еще до того, как на двери бесследно истлели сияющие милориевые росчерки символа Академии Трамонтана, шагнувшая в проем Исабель решила, что это самое неожиданное место из всех, что ей когда-либо доводилось видеть.
Можно было бы сказать, что она не знала, чего ждать, но это было бы неправдой. Те в ее семье, кто был готов рассказывать об Академии, не вдавались в подробные описания архитектурных тонкостей, но она так часто себе представляла это место, стараясь вообразить во всех деталях, что порой ей казалось, что она тут уже была.
И потом, все было логично. Раз Академия скрывалась в горном ущелье в Пиренеях, это должен был быть замок – да, огромный замок, грозный и могучий часовой, с толстыми стенами и узкими бойницами. Такими были самые древние из замков ее рода, построенные в годы давних войн, и она, начитавшаяся рыцарских романов – других романов в ее доме не водилось – невольно воображала Трамонтану их сверстницей.
Поэтому атриум, куда вела распахнувшаяся перед ними дверь, ее разочаровал.
Это был просторный зал под каменными сводами, но этим сходство с ее предвкушениями заканчивалось. Своды были высокими, окна – стрельчатыми и огромными, и через стекло светлых витражей было видно буйство красок ранней осени; багряные и золотые деревья казались тоже нарисованной частью этих витражей. И все это было причудливо изукрашено со всем прихотливым искусством готики; из каменных лилий выглядывали озорные саламандры, в капителях колонн резвились сильфы, а на кресте, оказавшемся прямо перед носом Исабель, сидела, свесив хвост, ундина. Лилии и кресты повторялись в узорах всюду, и всюду же были самые разные твари, и все они, казалось, смеялись над Исабель и ее надеждами.
Она невольно поджала губы.
На этом отличия зала от ее ожиданий не заканчивались. Окажись она здесь сама, не зная, что к чему,