Если «Песню про Илейку…» можно назвать «подражанием», то к другим текстам на былинные сюжеты это слово применить сложно. Так, невозможно назвать имитацией былинного текста стихотворение «Святогор»95. Хоть оно и имеет подзаголовок «былина» и сюжет его отсылает к тексту былины «Святогор и Илья Муромец», но и ритмически, и стилистически стихотворение по сути дела является балладой. Еще большей трансформации подвергнуты былинные тексты о Соловье Будимировиче в стихотворении «Песнь о Будимире»96, которое имеет тот же подзаголовок, но в нем не только не соблюден былинный размер, но и сам текст (контаминация нескольких сюжетов) переработан в сентиментально-романтическом ключе.
И уже чисто литературным переложением является стихотворение «Михайло Пóтык»97. Текст былины, под заглавием «Поток Михайло Иванович», мог быть известен Мережковскому из хрестоматии П. Полевого98, которая предлагалась для старших классов третьей гимназии по программе словесности99. Но Мережковский использует только имя героя былины (в беловом автографе отсылая к былинному названию100) и ее зачин. Сам же мистический сюжет, с языческим мотивом совместного погребения умершей коварной жены-оборотня, по имени Авдотьюшка Лиховидьевна, и ее живого супруга, богатыря Михайло Потыка, осложненный сказочным мотивом сражения под землей со змеем (драконом) и мотивом воскрешения, – все это остается за пределами стихотворения. Зачин же до неузнаваемости модифицирован и олитературен (с отсылкой к эпизоду из «Сказки о царе Салтане» Пушкина). Несколько былинных строк об охоте Михайло оформляются в объемный законченный эротический текст – о любви богатыря и лебедя, предваряющий нарратив известного позднего стихотворения Мережковского «Леда», источник которого имеет совсем другой локус.
Выезжал Михайло Пóтык
По родным степям гулять
И для князя серых уток,
Белых лебедей стрелять.
Богатырь в дубраве едет;
А вокруг Господень рай:
И цветет, и зеленеет,
И поет роскошный май…
Много гаму в чаще свежей,
Пышет негою цветок,
Жук гудит, ручей лепечет,
Дышит влажный ветерок.
Близко взморье, вечер рдеет,
Орумянилась листва,
Меж стволов сиянье брызжет,
И мелькает синева.
Наконец простор великий
Весь раскрылся перед ним, —
Вскрикнул, шапку снял Михайло,
Стал глядеть он недвижим…
Сколько красок переливных,
Сколько чудной ширины!
Солнце алое заходит
В лоно синей глубины;
Теплых заводей изгибы
Камышом обрамлены;
И едва-едва-то слышен
Полусонный бред волны…
Видит