Лева быстро вскочил.
В дверях стояла Дарья Михайловна и как-то странно покачивалась вся, точно ей трудно было держаться на ногах, и лицо у нее тоже было странное, не бледное, а какое-то серое.
– Левушка, она…
Лева как сумасшедший кинулся к дверям.
– Нет, не может быть! Не может быть!
Но Дарья Михайловна продолжала покачиваться и все глядела на него мертвым, неподвижным взглядом.
– Уже… уже… Левушка, – проговорила она хриплым шепотом и молча несколько раз кивнула в сторону детской.
Но Лева уже был там.
Он бросился на колени перед кроваткою девочки и приложил голову к ее груди.
Иринка по-прежнему лежала неподвижно, только темные круги под глазами стали будто еще чернее.
«Господи, спаси ее! Неужели не дышит, кончено?! Нет, нет, вот что-то бьется, но, быть может, это только его сердце бьется?!»
Лева уже не верил себе и снова и снова прислушивался…
Нет, это не его сердце так слабо бьется, его сердце громко-громко стучит в груди.
Да, теперь ясно… она еще дышит, дышит, еще не все кончено…
– Дарья Михайловна, скорей, где мускус? Давайте капли!
Молодой человек быстро влил лекарство в полуоткрытый рот больной; последнее время было почти бесполезно давать его, так как лекарство сейчас же выливалось обратно, но на этот раз, к счастью Левы, Иринка как будто проглотила часть жидкости, и только несколько капель вылилось на подушку.
Лева с напряженным вниманием следил за девочкой; прошло еще несколько минут – что это, уж не мерещится ли ему? Леве показалось, что дыхание Иринки становится как будто ровнее, покойнее, на лбу выступает легкая испарина, худенькие руки спокойно протянуты вдоль одеяла, и в них уже не заметно прежнего судорожного сжатия… Лева вынул часы. Первый час ночи…
«Должно быть, кризис, тот кризис, о котором говорил доктор… О Боже, спаси, спаси ее!!!»
Утро.
Лампа под зеленым абажуром все еще горела на комоде, но сквозь открытую дверь столовой дневной свет широкою, белесоватою полосою вливался в комнату больной.
Иринка после долгих дней в первый раз повернулась на бок, подложила по старой привычке правую руку под щеку и тихо спит…
Дыхание ее еще очень слабо, но уже ровно, почти спокойно…
Измученная Дарья Михайловна прилегла в соседней комнате и скорее забылась, чем задремала.
Лева был с Иринкой. Он по-прежнему сидел около ее постели, слегка прислонив голову к ее подушке. Молодой человек всю ночь не смыкал глаз, наблюдая за больною, но под утро утомленные веки его незаметно сомкнулись, усталая голова тяжело опустилась на грудь, и Лева заснул.
Ему снилась Иринка, он слышал ее голос, но где-то далеко-далеко…
– Лева, я тут, тут, дай руку! – жалобно донесся до него плач ребенка.
– Где «тут»? – Лева с ужасом заглянул в черное, зияющее пространство у ног его… и вдруг он почувствовал, что чья-то маленькая холодная рука тихонько гладит его по лбу…
– Лева! –