Я, торопливо считая каждый шаг, лихорадочно думал: «Царь! Впереди сам царь как простой мужик тянет корабль! Выходит, мы государево дело делаем! Эвон как!»
Верёвка ёрзалась о чёрный плащ царя, в такт его шагам дёргала канат и порой сбивала мои руки с него.
Что-то утробно хрустнуло позади меня. Боковым зрением я успел заметить как из под катка, на который был поставлен корабль, выскочило бревно, встало вертикально и медленно стало падать на нас.
– Паберегись! – истошно завопил кто-то.
Я, не раздумывая, рывком, отбросил царя в сторону, и тот час бревно обрушилось на меня. Полной темноты не было. Была какая-то серая мгла, слышались обрывки речи и словно колокола набатом гудели в голове.
«Эт он меня отбросить успел, эй, там, лекаря сюда!»
«Осторожней, поднимите его, вон туда несите, к березе, там сухо!»
«На плащ положите…, живой, кажись живой….»
Голоса стихли, и серая мгла постепенно сменилась кровавой пеленой и я, словно осенний лист, кружась в прозрачном воздухе, стал падать в черный колодец.
Очнулся снова от голосов. Говорили двое, хрипловато-грубый голос был мужской, а вот второй, похоже, детский:
– Тятя, а почему мертвяк одет как мы а покров под ним вона какой богатимый?
– Тише Заряна! Вдруг это знатный человек! Пойдем, отселяя, придут солдатушки – заберут его!
– Ой, мертвяк зашевелился! Тятя, он глаза открыл… – девчонка в сарафане и легкой душегрейке отскочила от меня. Тот час полнеба закрыло бородатое лицо:
– Ты хто ж будешь, мил человек? – бородатый осторожно дотронулся до меня.
– Я плотник их сельца Заброды – мне показалась, что я говорю слишком громко, мои слова гулким эхом вторили где-то в затылке.
– Тятя, что он шепчет? – девушка наклонилась надо мной.
– Непонятно Зарянушка, непонятно, чего хочет сказывать. Человек он, похоже, не простой, только вот зачем рядился в простые одежки? Бог с ним, если его оставили здесь знать так надобно! Идем Зарянушка, идем, своих догнать надобно.
– Смотри, тятя, а крест то у него наш – истинно православный! – девушка осторожно коснулась ворота рубашки.
– Точно! Хрест-то – восьмиугольный…. Свой это человек, негоже его оставлять одного на лютую смерть! Беги, догони наших, пущай сюда прибегут.
Провал в памяти. Не знаю, потерял ли я сознание от боли или это вызвано было действием излучения приборов, из бюро путешествий? Этот вопрос так и остался для меня открытым. Очнулся я от равномерных толчков, которые отзывались тупой болью в плече. С трудом повернув голову, набок обнаружил, что лежу на самодельных носилках – две молодые берёзки, схваченные верёвками, которые волокли два мужика. Пыхтя и беззлобно переругиваясь между собой, они останавливались только затем чтобы смахнуть пот со лба, да подтащить моё тело повыше, чтобы пятки не бороздили землю.
– Ой, тятя! Он очнулся! –