– Не спрашивал бы, студент. Приметы, что ли, не знаешь? Нам и так везет, словно утопленникам. А если бы бензина было на дне – или ты не смог бы машину завести? И вообще, чем тебя Рейх не устраивает?
– Но там же фашисты!
Александр рано понял, что в СССР, отечестве мирового пролетариата, любят и ненавидят только по команде. Он помнил, как отец вырывал из книжек портреты бывшего Льва Революции Троцкого, как по приказу учительницы зачеркивали в учебниках цитаты из Николая Бухарина. А вот товарища Сталина положено любить, причем с каждым годом все истовей. И быть тому до следующей команды с заоблачных кремлевских высот.
Год назад в ИФЛИ ему дали прочесть стихотворение Осипа Мандельштама. Так себе поэзия, не Пушкин и не Блок, однако начало запомнилось.
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны.
Мандельштам исчез тогда же, в 1938-м. Как шептали знающие люди – статья 58–10 УК РСФСР. Поэт плохо разбирался в вопросах любви.
Фашистов же, что германских, что иных, полагалась ненавидеть. Они были очень, очень плохие и даже ужасные. Правда, если выжать из всех обвинений воду и оставить эмоции в стороне, в сухом остатке будет то, что Гитлер занял место, предназначенное товарищу Тельману. Потому и негодяй, и все фашисты негодяи. Страшные рассказы про тюрьмы и концлагеря Белова ничуть не убеждали. Наверняка при Гитлере и сажают, и за решеткой голодом морят, и на допросах бьют смертным боем. Но разве только при Гитлере? Спросите Мандельштама, если он еще жив. Запрещают «неправильное» искусство? Фашисты всего лишь эпигоны. Достаточно открыть подшивку газеты «Правда», чтобы узнать и о художниках-пачкунах, и о сумбуре вместо музыки. Рабочие и крестьяне бедствуют? А вот тут не поспоришь, это в СССР, стране победившего социализма, с каждым днем живется лучше и веселее. И не дай бог кому-нибудь усомниться!
Однако было еще одно. В Германии сжигали книги. Сжигали! В стране, где работал Иоганн Гуттенберг, в отечестве Гёте и Шиллера! Такое казалось просто невозможным. Александр понимал, что книги запрещают везде, по приказу ли, по суду. Но сжигать да еще под песни и барабаны? На такое была способна разве что испанская инквизиция, устраивавшая праздники на Кемадеро. Для студента отделения романо-германского языкознания ИФЛИ Белова фашисты стали врагами.
К Гитлеру он относился с легкой брезгливостью. Тот же Сталин, даже усы похожи, только слишком суетливый и какой-то мелкий. Если уж ты вождь, то будь горой. А, как верно сказано в одной японской книжке, гора не двигается.
– Запущенный случай, – молвил Фридрих, внимательно поглядев на соседа. – Однако не безнадежный…
Разговаривать можно без помех. Ковно остался позади, как и асфальт, ехали по грунтовке, не слишком широкой, но вполне приличной. Свет единственной фары указывал путь, ночная дорога пуста, лишь изредка справа и слева (Неман уже проехали) мелькали темные силуэты невысоких