Шло время, а они все еще ездили по окружным проселкам, и, как и прежде, сестры не рассказывали о своих планах. По мнению давы, леди выбирали путь, придерживаясь лишь общего направления. По крайней мере, так ей казалось. Конечно, она не хотела быть перекати-полем, кочующим по миру в поисках лучшей жизни, только сейчас не было выбора – приходилось бежать, чтобы выжить. Даже сама мысль о столбе в объятиях жадного пламени заставляла трястись от ужаса и отвращения: как к собственной трусливой слабости, так и к способу казни. Аэрин сжимала кулаки и до крови кусала губы, представляя обезображенную Леру или Сару в залитых кровавым месивом залах паноптикума, или воображая, как безликий клирик изгибает на дыбе плачущую Мелиссу, уродуя нежные и тонкие руки впивающейся в плоть грубой веревкой, сдирающей кожу.
Эти предположения обжигали, как крутой кипяток. Ей оставалось уповать на то, что Сестры избежали облавы Собора, а если бы свершилось самое страшное, и она могла обменять себя на Мелиссу, то, не раздумывая, пошла бы на эту сделку, не испугавшись пыток и мучительной смерти.
«Лучше бы схватили меня!» – сдерживая рыдания, думала Аэрин. Цепенящий, животный страх, вызванный подсознательным желанием убежать от опасности, постепенно проходил, и, непрестанно думая о сестре, она жалела о своем выборе и глубоко переживала свое бегство и трусость. С каждый часом девушка убеждалось в своем предательстве. Казалось, еще немного – и она выпрыгнет из кареты и побежит по дороге в обратную сторону.
Их следующая остановка состоялась в сгущающихся сумерках. Для сестер разбили шатер, а остальные путешественники заночевали под темно-синим небом, мерцающим россыпью звезд. Маргад какое-то время бродил под луной у опушки, прежде чем прислониться спиной к колесу повозки, склонив голову. Аэрин боялась заснуть раньше него. Она терпеливо ждала, приняв неудобную позу, пока он накроется тощим одеялом, и только потом повернулась на бок и провалилась в прерывистый сон.
Даже сквозь дрему и доносящийся из-под повозки храп возницы девушка слышала писк полевых мышей, шелест травы и раздававшееся в лесу уханье филина. Тревожное ожидание беды и переживания не давали отдохнуть, и она несколько раз просыпалась от участившегося биения собственного сердца, но тихое дыхание окружающих ее людей, успокаивало, и дава снова засыпала.
Перед самым рассветом Аэрин как будто столкнули с края обрыва ударом в спину, и она открыла глаза. Девушка приподняла голову и всмотрелась в туманную дымку, скрывающую опушку леса, и, стряхнув с одеяла и волос капельки росы, увидела очередной букет, подложенный Маргадом. Она осмотрелась по сторонам, не нашла ухажера и испытала приступ испуга. Это было похоже