Когда Денис разбился, влетев в опору подъёмника, именно Пётр поднял его на руках наверх. Я лишь суетился вокруг и дрожащим голосом пытался объяснить диспетчеру скорой, на какую конкретно лыжную базу им нужно ехать.
Разговариваем ни о чём. Прибежал Дениска, держа под мышкой доску:
– Здравствуйте, дядь Петя!
– Привет-привет. Ты что же, ездить разучился? Ползаешь, как будто тебя отвязать забыли.
Денис потупился:
– Я привыкаю.
Пётр читает лекцию, употребляя слова «кочерга», «солнышко», «пидорить снег» и «оба, мать их, канта», Денис покорно кивает. Они похожи на боксёра и тренера в перерывах между таймами.
– Петя, – говорю я мягко. – Он только после травмы. Ему привыкнуть надо!
Петя морщится, взмахом руки отсылает Дениса. Бурчит:
– Ладно уж.
Это походило на сход лавины, настолько было внезапно. Год назад я купил Дениске доску и помогал ему осваивать первые движения, подглядывая за другими начинающими, бегая по склону туда и сюда и спрашивая у всех подряд совета.
А к концу сезона он гонял уже так, что даже в моих венах замирала кровь. И от страха, и от восторга. Он начинал спуск, а я, сложив ладони у рта рупором, кричал:
– Побереги-ись! Мой сын едет!
Дениска приезжал обратно на подъёмнике, взмокший и совершенно счастливый, и набрасывался на меня с кулачками:
– Ты не мог бы ничего не кричать? Мне стыдно перед вон теми дяденьками. Они катаются хуже меня, но им никто ничего не кричит.
– Так я поэтому и кричу. Ты же как маленькая красная молния в чёрном шлеме.
– Это глупо, – сурово отвечал Денис. – Я объеду кого угодно. Не нужно ничего кричать.
Но я тоже был совершенно счастлив. И, естественно, кричал в следующий раз ещё громче – так, что на место пропавших из гортани звуков со свистом устремлялся холодный воздух, и крик мой завершался кашлем.
Когда Дениса выписали из больницы, мы с ним решили, что сноуборд он не бросит. А потом Наташа сказала мне:
– Ты не оставил ему выбора.
– Почему это? – возмутился я. – Я предлагал продать комплект. Он отказался.
– Дело не в том, спрашивал ты или нет.
– А в чём же тогда?
В разговоре с сестрой мне часто не хватало терпения. Она же как ледокол – движется вперёд с одной и той же скоростью, взламывая гремящие льды моих нападок.
– Дослушай. В том, как ты это спрашивал. Ты говорил: «Может быть, нам сплавить твою доску какому-нибудь храбрецу, а, приятель? Я не буду говорить, что с тобой на ней случилось. Может быть, у него получится лучше. Хочешь, чтобы на твоей доске катался кто-нибудь другой?»
Я скрёб лысину. Я не помнил, присутствовала ли сестра при этом разговоре, но да, именно так я и говорил. Примерно так.
– Ты его отец. И от того, на чьей ты стороне, зависит очень многое. В тот раз ты был на своей стороне. А он твой сын. Ещё ребёнок. Он всё сделал как должен был – подчинился твоему решению.
А потом она