Последних слов, разумеется, не следовало бы говорить, и Дося почувствовала это в следующее же мгновение… Но слово, как говорится, – не воробей, вылетит – не поймаешь, и поправить дело было уже поздно.
Старуха все поняла по-своему. И хотя она мало что разобрала из Досиной речи, но нелестное сравнение с Бабой-ягой Велизарова отлично расслышала, и оно окончательно вывело из себя и без того взбешенную старуху.
– А, и вы тоже здесь, миленькая барышня?! – зашипела она. – Вот уж кого не ожидала, признаться! А еще благородной девицей называетесь! Я вашу крестную довольно хорошо знаю. Она благовоспитанная барышня, от хороших родителей, даром что в театре служит, а крестница ихняя, оказывается, вроде воришки, в чужую квартиру залезает!.. По чужим углам шарит да высматривает… Куда как хорошо!..
– Нет, это уже слишком!
Ни когда еще за всю свою короткую жизнь Дося не получала такого оскорбления. Кровь бросилась в лицо девочки. Красная, как кумач, она подскочила к старухе, готовая наговорить ей всевозможных дерзостей, но тут же осеклась, почувствовав на своем плече чью-то маленькую руку.
– Успокойтесь, пожалуйста, не надо так волноваться, – произнесла тихо подошедшая Ася, спокойно и ласково глядя на Досю своими выразительными глазами. – Тут, очевидно, произошло досадное недоразумение. Аграфена Степановна не узнала вас, по-видимому, и приняла за…
– За маленьких воришек, забравшихся в ее квартиру! – обиженно подхватила Дося с пылающими негодованием глазами.
– А нешто не воришки, скажете? А это что?
И Велизариха, уже вполне успевшая прийти в себя от перенесенного испуга и неожиданности, вдруг схватила одной рукой Веню и, подтащив его к окошку, указала другой на странно оттопыренный карман его куртки.
– Что ты там спрятал, скверный мальчишка? А ну показывай! – прошипела она, склоняясь к самому лицу мальчика.
Тот машинально опустил в карман руку и извлек из него небольшой блестящий предмет.
При одном взгляде, брошенном на этот предмет, старуха буквально зашлась от торжествующей злобы:
– Ага, что это? Не вор разве? Что я говорила! Да нешто будет честный человек чужие вещи по карманам прятать? – снова завопила она, в то время как Веня, растерянный, бледный и дрожащий с головы до пят, в ужасе смотрел на малахитовое пресс-папье с серебряной лошадью, вытащенное им из собственного кармана, тщетно пытаясь сообразить, каким образом оно там очутилось…
Глава IX
Однако факт был налицо. Чужая вещь оказалась в его кармане, и старуха имела полное основание уличить Веню в воровстве.
На бледном лице маленького горбуна, казалось, не осталось ни кровинки. А в потемневших глазах отражался такой ужас, такое безысходное отчаяние,