«Ни за что! Мальчикам не говорят, что они красивые!»
«Скажи, что он похож на Джареда Лето из “Моей так называемой жизни”!»
«Да никто с членом в жизни не видел это кино, тупица!»
«Скажи…»
Но внутреннее замешательство было внезапно прервано появлением мозолистой руки под моим подбородком. Ганс ласково повернул мое лицо вверх и влево, заставляя меня поглядеть на него. Под испытующим взглядом его серьезных глаз я попыталась обратить свою напряженную гримасу в улыбку. Его выражение было таким искренним, что у меня заныло в груди.
Он склонился к моему уху, пальцы под моим подбородком скользнули вниз, по одной стороне шеи, и он сказал, перекрывая все вопли, музыку и гормоны, клубящиеся вокруг нас: «Ты – самое красивое, что я когда-либо видел».
Сморгнув набежавшие слезы, я потерлась своей покрасневшей щекой об его колючую. Я вдохнула его запах, ткнулась носом в мочку его уха и ответила: «Извини. Я ничего не слышу. Повтори еще раз?»
Рассмеявшись, Ганс прижал меня к себе, и я простояла так целый час, раскачиваясь, подпевая и поглощая свое питье в полном счастливом забытьи.
Когда последняя песня была спета и в зале зажегся свет, мы с Гансом, взявшись за руки, выбежали через пожарный выход на улицу. Ночной воздух был жарким и влажным, точно как мы. Мы пошли через Юбилейный Парк, который я никогда не видела ночью, и Ганс отдал свою последнюю сигарету бездомному, который попросил закурить.
Когда мы разыскали БМВ на стоянке у стадиона, я уже начала оплакивать в душе то, что, возможно, было самым лучшим днем в моей жизни. Я ехала к дому Стивена с открытым верхом и кондиционером на полную мощность, четко соблюдая ограничение скорости и не превышая его ни на километр. Ничто не должно было испортить мой идеальный день.
Ну, или я так думала, пока не зазвонил телефон Ганса.
Он звонил.
И звонил.
Всякий раз, как он начинал звонить, Ганс тут же сбрасывал звонок и засовывал телефон обратно в карман. После третьего звонка Ганс включил музыку. Машина наполнилась тяжелыми, тягучими басами.
– Тебе нравится?
Он пытался меня отвлечь. Но мой мозг был очень сосредоточенным. А эти попытки отвлечь я игнорировала.
– Разве тебе не надо ответить? – спросила я, наблюдая за Гансом краешком глаза.
Открыв бардачок, Ганс вытащил новую пачку «ньюпорта». Постучав пальцами по крышке коробки, он сказал: «Нет».
«Нет». И все. Никаких объяснений. Никаких смешков, что это Трип набирает его по пьяни, или раздражения, что мама пристает со своим беспокойством. Ганс, эта открытая книга эмоций, явно пытался что-то скрыть от меня.
– А что, если это срочно? – спросила я.
– Не срочно, – Ганс содрал с коробки прозрачную пленку и бросил ее на пол, добавив к остальному собравшемуся там мусору.
– Но что, если все же срочно?
Ганс сунул в зубы сигарету и пожал плечами.
– Ну тогда они позвонят кому-нибудь еще.
«Они». Так гендерно-нейтрально. Ганс не хочет, чтобы я поняла,