По сути, это был государственный переворот. В историю он вошел как Термидорианский переворот, произошедший 27 июля 1794 года (9 термидора II года по республиканскому календарю), и это было одним из ключевых событий Великой французской революции.
У прогресса только два верных пути: образование масс или общественное coup d’état. Первый путь медленнее, но он ведет к цели прямо и бесповоротно. Мыслящее меньшинство передает свои идеи большинству. Путь общественных coup d’état [переворотов. – Авт.] болезнен, неравномерен, подвержен ошибкам и реакциям. Но он короче <…> Он свойствен наэлектризованным массам.
Уже 28 июля 1794 года на гильотину взошли Максимилиан Робеспьер и его сторонники – Кутон, Огюстен Робеспьер-младший, Сен-Жюст и мэр Парижа Флерио-Леско. Робеспьер был казнен предпоследним. Когда помощник палача сорвал повязку, которая поддерживала его раздробленную челюсть, Робеспьер закричал от боли, и этот его крик «раздался не только над Парижем, а над всей Францией, над всей Европой».
Известны, кстати, такие слова Наполеона о Робеспьере: «Будь он даже моим братом, я собственноручно заколол бы его кинжалом за попытку установить тиранию».
Как известно, не заколол… И даже сам через несколько лет стал не меньшим тираном…
Камбасерес оставался совершенно чужд движению 9 термидора, которое свергло Робеспьера. Можно даже предположить, что он был тайным сторонником свирепого диктатора.
В 1794 году погибли создатель республиканского календаря Филипп Фабр д’Эглантин, знаменитый математик маркиз де Кондорсе, Филипп Леба, Франсуа Шабо, Пьер-Николя Филиппо, Маргерит-Эли Гадэ, Жан-Батист Салль, Франсуа Ребекки, Шарль-Николя Осселен, Клод Базир, Мари-Жан Эро де Сешель и многие другие члены Конвента, ставшего, по сути, лестницей на эшафот.
Революционная гильотина продолжала работать без остановки.
Сейчас историки называют все это Термидорианской реакцией, разворотом от радикальной левой политики монтаньяров к более консервативным позициям и т. д. Однако те, кто предпочли более стабильный политический порядок, стали подавлять «левых» все той же грубой силой, в том числе и путем массовых убийств, которые почему-то романтизируют те, кто традиционно идеализирует Великую французскую революцию.
После Людовика XIV и после Робеспьера французам захотелось вздохнуть полной грудью. Террор сменился разгулом. Францией овладела радость спасшейся от гибели нации.
А что же «болотные жабы»? Они сумели пережить всех деятелей революции. После их гибели они, воспользовавшись результатами проделанной работы, утвердились во Франции в качестве ее настоящих хозяев. Они умели быть в стороне от борьбы и выжидать. Весьма показателен в этом смысле и широко известен ответ бывшего члена Конвента Эмманюэля-Жозефа Сийеса на вопрос о том, что он делал в то бурное