Однако он любил его за это качество.
Ранний вечер, ветер стал чуть холоднее. Они ехали ему навстречу, на восток от Шэнду, во внешний мир. Река скрылась из виду справа от них, хотя они чувствовали ее присутствие за лесом по иному пению одних птиц и по полету других. С крутых склонов к северу от дороги постоянно доносились вопли гиббонов.
В этом лесу водились соловьи. Брат Дайяня приезжал сюда охотиться на них. Двор в Ханьцзине требовал соловьев для огромного сада, который создавал император. Чиновники платили за них большие деньги. Это было безумие, конечно. Как может птица в клетке выдержать долгую дорогу из Сэчэня? Их придется спустить вниз по реке, по ущельям, потом с императорскими курьерами на север. Если эти курьеры будут скакать быстро… Сама идея о клетке с птицами, подскакивающей у седла, была одновременно грустной и смешной. Дайянь любил соловьев. Некоторые жалуются, что они не дают спать по ночам, но он ничего не имел против них.
Вдалеке, когда рассеялся туман и день стал ясным, замаячили Двенадцать Пиков. Их было всего одиннадцать, конечно. Дайянь уже давно потерял счет объяснениям, почему это так. Эти пики считались священными и в учении Мастера Чо, и в учении Священного Пути. Дайянь еще никогда не бывал так близко от них. Он никогда не уезжал так далеко от Шэнду, и разве не грустно думать, что пятнадцатилетний подросток никогда не бывал дальше, чем в нескольких часах езды от своего поселка? Он никогда так далеко не ездил верхом. Это само по себе было приключением.
Они ехали быстрее, чем он ожидал. Супрефект явно ненавидел свою лошадь. Вероятно, он ненавидел всех лошадей, и хотя он выбрал кобылу со спокойным шагом и широкой спиной, его недовольство явно росло с тех пор, как они выехали из города. Человек, предпочитающий городские улицы деревенским дорогам, есть такая поговорка.
Ван Фуинь постоянно оглядывался, смотрел налево, направо и назад. Он вздрагивал от криков гиббонов, когда они кричали особенно громко, хотя их крики раздавались почти непрерывно и к ним уже следовало привыкнуть. Это были печальные, как будто потусторонние вопли. Дайянь был вынужден это признать. Но гиббоны могли предупредить о появлении тигра – этим они приносили пользу. И еще они служили источником мяса во время голода, но их было трудно добыть.
Супрефект настаивал на остановках, которые позволяли ему сойти с лошади и размяться. Затем, стоя на дороге, он, кажется, сознавал, что они одни в дикой местности, – он и всего четыре стражника, – а крестьянин из деревни Гуань тащился где-то позади них на своем ослике. Вань Фуинь приказывал одному из стражников помочь ему снова сесть на лошадь (он не отличался ловкостью), и они опять пускались в путь.
Он ясно демонстрировал свои чувства: ему не нравилось находиться здесь, слушать вопли диких зверей, и ему не хотелось оставаться здесь дольше, чем необходимо. Они двигались быстро. Не стоило ждать чего-то особенно хорошего в деревне семьи Гуань, но там все-таки должно