Пока отец и сын Моцарты злобствовали, Антонио Сальери после смерти Флориана-Леопольда Гассмана принял на себя заботу о его двух малолетних дочерях и подготовил их к оперной карьере. И обе они сохранили признательность к своему воспитателю и педагогу.
Об этом периоде жизни композитора Арсений Волков в своей статье «Семь смертных грехов Антонио Сальери» с некоторым оттенком пренебрежения пишет:
«Итальянец, хваткий провинциал, с шестнадцати лет активно работавший в имперской столице Вене, он служил капельмейстером в Итальянском департаменте Венской оперы, не отказывался ни от каких спектаклей и пользовался среди певцов репутацией «удобной подставки под голос»: всегда ждал, никогда не забегал вперед, чутко аккомпанировал и аккуратно разучивал чужие арии с капризными премьерами и примадоннами. Можно было спокойно заниматься этим всю жизнь, но тогда бы классический «трудоголик» Сальери в историю вообще не попал, даже с черного хода».
А вот с подобным мнением трудно согласиться. «Удобная подставка под голос» стала не просто руководителем хора. Кстати сказать, именно так с немецкого языка переводится слово «Kapellmeister» (Kapelle – хор, Meister – руководитель). Чтобы иронии стало поменьше, подчеркнем, что в 1778 году Сальери стал первым императорским капельмейстером, а это была самая высокая в Вене музыкальная позиция, на которую случайные люди не попадали. Например, главным капельмейстером в Вене много лет был композитор Глюк, начавший реформу оперы и балета и составивший славу венской классической музыкальной школе.
Мнение чешского музыковеда Камилы Халовой только подтверждает сказанное:
«Опера в XVIII веке была ведущим видом искусства и модным развлечением. Вполне естественно, что человек, которому было поручено сочинять оперы для императорского двора и который отвечал за представления в императорском театре, пользовался большим уважением и доверием высших представителей монархии».
Несмотря на свои первые венские успехи, Вольфганг остается непризнанным и почти неизвестным. Люди восхищались его блестящими качествами и виртуозностью. <…> Им нравились то легкое опьянение, которое приносила его музыка, живое волнение, тут же рассеиваемое улыбкой, драматичность, которая давала понять, что ее не следует принимать всерьез. В столице восхищались, прежде всего, виртуозом, исполнителем, о котором император сказал на своем немного странном французском, что у него решительный талант, а потом уже автором этой веселой музыки, которая ласкала слух и трогала сердце достаточно для того, чтобы напомнить о его существовании, но не до такой степени, чтобы заставить страдать.
Особую серьезность положению Сальери придавало то, что он был иностранцем, и было это в то время, когда австриец Моцарт об этой должности и мечтать не смел. Как видим, оклад и