Жизнеописание Петра Степановича К.. А. Г. Вишневский

ли, что Петр Степанович своих мыслей еще не изложил на бумаге, или потому, что пока решил жить и действовать по обыкновению, но факт остается фактом: в субботу Петр Степанович крепко задумался над вопросом: кого бы из девиц пригласить с собой на свадьбу к Ивану Григорьевичу? Маруся Карасик – не подходит: у нее редкие зубы и она одевается безвкусно; Нина… Нина тоже не подходит: вульгарная уж больно и, конечно же, Петр Степанович не будет связываться с какой-нибудь машинисткой и панской дочкой! Он Нину считает даже недостойной внимания с его стороны. Разве Катю пригласить? А что если она откажется? От Кати этого ожидать можно. Да и насчет Кати у Петра Степановича недавно были сомнения: уж больно она хрупкая, и еще в июне месяце показалось Петру Степановичу, что подбородок не совсем красивый у Кати. Потом уже, позже, неприятное впечатление от подбородка сгладилось и, как будто бы, все части Катиного лица гармонировали между собою, но все-таки… Долго и глубоко думал Петр Степанович над выбором девицы и одно время остановился на Анастасии Васильевне, – хоть нацелуюсь вдоволь, – думал Петр Степанович, – но переменили окончательно решил пригласить Катю.

      Немедленно был заказан жеребец, и Петр Степанович вечером поехал в город к Кате. Жеребец смело выстукивал по снегу свой такт, саночки весело неслись по наезженной дороге, и Петр Степанович деловито сидел в санях, как будто бы ехал не по своим личным делам, а по делам союза. Люди же вероятно думали, давая дорогу Петру Степановичу:

      – Вот, видать, у человека дела: против ночи и то приходится ехать из дому!

      Петр же Степанович презрительно посматривал на сторонившихся людей, не подозревавших даже, в какие грандиозные мысли погружены мозги встреченного ими человека. Признаться, Петру Степановичу немножко обидно было, что люди смотрели на него, как на кого-то обыкновенного, но в душе, как в масле, плавало успокоение: если, мол, еще не знаете, кто я такой, то в будущем… Тут успокоение прерывалось, перемешивалось с неопределенными сомнениями, сформировавшимися желаниями – между нами говоря, честолюбивого порядка, и… Петр Степанович на одном из поворотов зачем-то даже стегнул и так горячего жеребца. Бесформенно и как-то второстепенно фиксировались в голове Петра Степановича проносившиеся дома, улицы, телефонные столбы, мазнула по глазам кладбищенская церковь, вывеска конторы лесничества; мимолетно через мозги, как через фильтр просачивается воспоминание о песнях, какие распевались реалистами ночью на кладбище, вспоминалось, что в этом доме, с зелеными воротами, квартировал когда-то член правления земской управы, помещик Филипошин; показалось, что жеребец как бы нахрамывает на левую заднюю, и мысли обратились к тому, что, вероятно, подкова сильно притянута, стала припоминаться по анатомии животных мускульная работа лошади, всплыл профессор Палладии с его очками и свежей физиономией… Ну, в общем, попадало в голову самотеком все, что может туда попадать, в то время как человек едет в вагоне, на санях, или даже идет пешком, с нетерпением ожидая конечного