Грехи отцов. Джеффри Арчер

называть себя солдатами Эссекского полка, самого доблестного на передовой. Все эти двенадцать недель я буду вам матерью, отцом и возлюбленной и смею вас заверить, что цель у меня в жизни одна, а именно: гарантировать, что, когда вы встретите своего первого немца, вы уложите его раньше, чем он вас. Это превращение начнется завтра в пять утра. – По строю пронесся стон, однако старший сержант и ухом не повел. – Пока же капрал Маклауд отведет вас в столовую, после чего вы обустроитесь в казарме. Хорошенько выспитесь, потому что при нашей следующей встрече вам понадобится каждая унция энергии. Выполняйте, капрал.

      Джайлз засел над рыбной котлетой, не знавшей соли, и после глотка тепловатой коричневой воды, означавшей чай, поставил кружку на стол.

      – Что, не будешь котлету? – осведомился сосед. – А можно мне?

      Джайлз кивнул, и они обменялись тарелками. Тот не проронил ни слова, пока не доел.

      – Я знаю твою маму, – сообщил парень, прожевав.

      Джайлз присмотрелся к нему, прикидывая, как это возможно.

      – Мы поставляем мясо для Мэнор-Хауса и Баррингтон-холла, – объяснил тот. – Мне нравится твоя мама. Такая славная леди. Кстати, я Бэйтс, Терри Бэйтс. – Он крепко пожал руку Джайлзу. – Вот уж не думал не гадал, что окажемся рядом.

      – Ну-ка, ребята, живо на выход, – скомандовал капрал.

      Новобранцы вскочили со скамей и последовали за капралом через плац к ниссеновскому бараку[10] с намалеванной надписью «МАРНА». Еще одна славная битва Эссекского полка, как объяснил капрал, отворяя дверь их нового дома.

      Тридцать шесть коек, по восемнадцать у каждой стены, были втиснуты в пространство не шире гостиной в Баррингтон-холле. Джайлза поместили между Аткинсоном и Бэйтсом. Очень похоже на школу, подумал он, хотя в последующие дни столкнулся с некоторыми отличиями.

      – Шабаш, ребята, пора раздеваться и дрыхнуть.

      Задолго до того, как улегся последний новобранец, капрал выключил свет и гаркнул:

      – Всем спать! Завтра трудный день!

      Джайлз не удивился бы, добавь тот, как староста Фишер из его школы: «Никаких разговоров после отбоя».

      Свет, как и было обещано, зажегся в пять утра; впрочем, у Джайлза не было времени взглянуть на часы, когда старший сержант Доусон вошел в барак и заорал:

      – Последний, кто поставит ноги на пол, будет первым на штыке у фрица!

      Множество пар ног мгновенно ударили в пол, а тот промаршировал по бараку, звонко лупя тростью по койкам тех, кто еще не успел.

      – А теперь слушать, и слушать внимательно, – продолжил он. – Я дам вам четыре минуты умыться и побриться, четыре минуты заправить койку, четыре минуты одеться и восемь минут позавтракать. На все про все двадцать минут. Языком чесать категорически не советую, потому что время пойдет, да и к тому же я здесь единственный с правом голоса. Это понятно?

      – Яснее некуда, – обронил Джайлз, и это вызвало удивленные смешки.

      Старший сержант мигом нарисовался перед ним.

      – Когда разеваешь