Главными изъянами папеньки были находчивость и смелость.
По его прикидкам, в одиночку навалять небольшой футбольной команде совсем не сложно, если точно всё рассчитать.
Он вышел к воротам и врезал вратарю ботинком по ноге. Для затравки. За папой стали гоняться, конечно.
Всё шло по плану. Он бегал кругами, самых резвых догоняльщиков разил кулаком с развороту на встречном курсе. Минуты три он был как Иван Кожедуб, а футболисты – как фашисты на «мессершмиттах».
Враг нёс потери. Искусно маневрируя, папа сбил четверых, одного ранил в бензобак.
Если бы всё получилось, когда-нибудь про этот подвиг сняли бы фильм с названием – «1 спартанец».
Но железнодорожники попались хитрые, догадались, что небольшой командой можно навалять даже Кожедубу, если хором.
Перестроились в греческую фалангу (конница по бокам), и после некоторых перестроений они стали теснить папеньку бутсами по попе и выше.
Тятя бросился из окружения в сирень и там залёг. Он решил переждать.
– Ногой в кустах не размахнуться, а руками они драться не умеют, – гордился он, показывая потом спину. Спина была похожа на огромный баклажан.
На следующий день на встрече в милиции футболисты казались сборной по панкратиону – у кого глаз заплыл куриной попочкой, у кого скула примотана скотчем.
Пятнадцать суток папе не дали, потому что приговор «за драку с футбольной командой паровозного депо» показался лейтенанту неумеренно льстивым.
После батальи, говорят, папенька форсил перед друзями: приходил к стадиону, запрыгивал на забор и орал «Э-ге-гей!»
Всем нравилось смотреть, как кочегары бросают беготню, послушно перестраиваются – конница на фланги – и смотрят на забор грустными персидскими глазами.
А если вы не верите этой правдивой истории, значит, вы не знакомы с моим папенькой.
Когда чей-нибудь последний путь надо расцветить Шопеном, в военном оркестре говорят «играть жмура».
В окружном оркестре служат, в основном, сверхсрочники.
Призывников в окружной оркестр берут только на всякие позорные инструменты – тарелки и большой барабан с колотушкой. Барабанщика причём выбирают маленького, так смешней. Издалека он должен быть похож на очень беременного солдата. Таковы требования военного юмора.
В нашем оркестре был ещё третий срочник, играл на секунде – здоровенная труба, одевается на человека сверху. Её партию в печатном виде не пересказать – это «пук-пук» сиплым баритоном.
Был май. Птицы исполняли Бетховена, трепетные вербы тянули к солнцу зелёные ладошки, и не выпить перед выступлением за такую даль и синь было нельзя. Кто-то выкатил красный вермут, привычный яд. И музыканты все были опытные – но почему-то все полегли. Как дети, ей-богу. Даже самогон на